суббота, 27 апреля 2013 г.
Маковский Владимир Егорович (1846–1920) Чаепитие. Старички/ приобретенной композитором А.Г. Рубинштейном
1881–1907 гг.
Холст, масло
36,8 х 52,3 см
Справа внизу подпись: «В. Маковскiй 1881.–1907». На оборотной стороне на нижней планке подрамника остатки старинной наклейки с номером: «3676».
Оформлена в старинную раму.
Экспертное заключение ГТГ от 01.07.2007 г.
Выставки:
- Выставка произведений Владимира Егоровича Маковского. Москва, ЦДРИ СССР, 1947 (№ 45 «Старички. Чаепитие.» 1881–1907.
Из собрания И.И. Ильина-Гольдман).
Вариант одноименной картины 1881 г., выставлявшейся на Х выставке ТПХВ и приобретенной композитором А.Г. Рубинштейном.
Дача композитора А. Г. Рубинштейна . Утраченное здание
Дача композитора А. Г. Рубинштейна
Дача композитора А. Г. Рубинштейна
Петергоф, Знаменская ул., западнее дома 29
Утраченное здание
1837 -
1874 - арх. Ган Э. Л. - перестройка
Дача А. Г. Рубинштейна, композитора и основателя первой русской консерватории, находилась у Ораниенбаумского спуска.
Лето после свадьбы в 1866 г. А. Г. Рубинштейн провел на даче, расположенной на западной окраине Лугового парка, в бывшем Заячьем Ремизе. Здесь он создал альбом пьес для фортепьяно "Петергоф".
В 1874 г. жена композитора Вера Александровна купила у наследников умершей вдовы коменданта Петропавловской крепости М. А. Крыжановской участок с постройками в Старом Петергофе на углу Знаменской ул. и Ораниенбаумского спуска. Земельный участок был большой, с фруктовым садом и цветником, и многочисленными постройками. Главная деревянная двухэтажная дача с башней, постройки 1837 г., располагалась на краю террасы, возвышающейся над заливом.
Проект перестройки дачи выполнил арх. Э. Л. Ган (его дача располагалась неподалеку). Перестроенная дача была обставлена с большой роскошью.
Рубинштейн подолгу жил на своей даче около 20 лет. Его рабочий кабинет находился в башне, туда вела витая деревянная лестница.
В сентябре, в день именин жены композитора, в Петергофе собиралось многочисленное общество, перед которым Рубинштейн играл с другими музыкантами.
Рубинштейн много сделал для развития города, он давал благотворительные концерты, жертвовал крупные суммы городу. В 1889 г. в ознаменование 50-летия музыкальной деятельности Александр III присвоил Антону Григорьевичу звание Почетного гражданина Петергофа.
На петергофской дача композитор провел последние месяцы своей жизни и умер здесь в ноябре 1894 г.
После революции на даче А. Г. Рубинштейна находилась школа Киминтерна. Во время Великой Отечественной войны дача полностью сгорела, в 1944 г. ее руины были разобраны.
ПРИВЕТ АНТОНУ ГРИГОРЬЕВИЧУ РУБИНШТЕЙНУ Яков Полонский (1819-1898)
ПРИВЕТ АНТОНУ ГРИГОРЬЕВИЧУ РУБИНШТЕЙНУ
Яков Петрович Полонский (1819-1898)
C-dur
Allegro moderato, 3/4, DATB
--------------------------------------------------------------------------------
Привет тебе, привет, наш брат, наш друг, наш светлый гений,
от молодых и старых поколений за много лет святых и чистых упоений,
привет тебе, привет, наш брат и друг, привет тебе, привет!
Пусть Русь зовёт тебя своим,
но разве мог ты быть чужим
кому -- нибудь в подлунном мире?
для всех звезда горит в эфире,
и перелётный соловей,
где б он ни пел в саду -- ничей, ничей.
Всем были дороги дары твоей божественной игры,
мир музыки не знает торга,
и, чуждый вечной суеты,
ты нёс народам гром восторга,
даря им слёзы и мечты,
даря им слёзы и мечты.
Привет тебе, привет, наш брат, наш друг, наш светлый гений,
от молодых и старых поколений за много лет святых и чистых упоений,
привет тебе, привет, наш брат и друг, наш светлый гений,
наш брат, наш друг, наш светлый гений,
привет тебе, привет тебе, привет тебе!
Яков Петрович Полонский (1819-1898)
C-dur
Allegro moderato, 3/4, DATB
--------------------------------------------------------------------------------
Привет тебе, привет, наш брат, наш друг, наш светлый гений,
от молодых и старых поколений за много лет святых и чистых упоений,
привет тебе, привет, наш брат и друг, привет тебе, привет!
Пусть Русь зовёт тебя своим,
но разве мог ты быть чужим
кому -- нибудь в подлунном мире?
для всех звезда горит в эфире,
и перелётный соловей,
где б он ни пел в саду -- ничей, ничей.
Всем были дороги дары твоей божественной игры,
мир музыки не знает торга,
и, чуждый вечной суеты,
ты нёс народам гром восторга,
даря им слёзы и мечты,
даря им слёзы и мечты.
Привет тебе, привет, наш брат, наш друг, наш светлый гений,
от молодых и старых поколений за много лет святых и чистых упоений,
привет тебе, привет, наш брат и друг, наш светлый гений,
наш брат, наш друг, наш светлый гений,
привет тебе, привет тебе, привет тебе!
КОМПОЗИТОР А.Г.РУБИНШТЕЙН В ПЕТЕРГОФЕ В.Гущин 1995 г
КОМПОЗИТОР А.Г.РУБИНШТЕЙН В ПЕТЕРГОФЕ
Замечательного русского композитора с блестящей царской летней резиденцией связывали
многие годы жизни.
Как отмечают ею биографы, Антон Григорьевич Рубинштейн любил природу и уединение, а Петергоф второй половины прошлого века в полной мере отвечал этим потребностям.
После свадьбы молодая чета Рубинштейнов первый дачный сезон в России, летом 1866 года, провела в Петергофе.
Представьте себе место в одном из многочисленных парков парадной летней резиденции русских царей, где на берегу живописнейшего
пруда, в котором отражаются деревья и причудливый Никольский домик постройки известного русского архитектора А.Штакеншнейдера, стоит небольшая, но вместительная дача немецкого колониста Андрея Бауэра, похожая на игрушечный сельский домик.
От этой дачи вьются дорожки к другим прудам, которые так же служат как бы зеркальным грунтом для возвышающихся на них цветущих живописных островков, украшенных мраморной и бронзовой скульптурой.
И здесь же, разбросанные по парку, стоят, украшая его, различные постройки того же Штакеншнейдера: Розовый павильон, Царская мельница, Руины, Бельведер, церковь Св. царицы Александры, Сельский Приказной домик.
Именно здесь, на западной окраине некогда ухоженного Лугового парка, в бывшем Заячьем Ремизе, на бepeгy Никольского пруда и поселился впервые в Петергофе Антон Григорьевич Рубинштейн со своей молодой женой, Верой Александровной, урожденной Чикуановой.
Близость парадного Нижнего парка с его великолепными фонтанами, красота дворцов и дач, а главное - тишина и чудесные виды Лугового парка, способствовали отдыху и творчеству композитора. Именно в это лето, на берегу Никольского пруда ( место расположения дачи еще и сейчас просматривается но оставшимся возвышениям от фундаментов ) Антон Григорьевич создал, среди других произведений, альбом лирических пьес для фортепиано под названием "Петергоф", изданный в том же 1866 году. В альбоме 12 пьес, большая часть из них проникнута лнрическим настроением, о чем говорят и сами названия пьес - "Грёзы", "Ноктюрн", "Романс", "Размышление".
Возможно, что именно в этот летний сезон у Рубинштейнов появилась мечта иметь собственную дачу в Петергофе. По сбылась она только через несколько лет, после зарубежного турне 1873 года, когда по словам композитора " Заработок в Америке положил основание моему материальному обеспечению. До тex пор его не было; только после Америки я поспешил приобрести недвижимость - собственность - дачу в Петергофе".
По-видимому, подходящей дачи сразу купить не удалось, так как лето 1872 года Антон Григорьевич с семьей жил снова в бывшем Заячьем Ремизе, но теперь у петергофского мирового судьи.
Николая Александровича Лапшина, дача которого находилась на углу Заячьего проспекта и Заячьего переулка - на этом месте сейчас расположено медицинское учреждение для первнобольных.
Вера Александровна сняла дачу уже в апреле, а судя по отметке в паспорте, как определяют биографы Антона Григорьевича, он прибыл в Петергоф 9 июня и провел в нем лето и начало осени.
Этим летом композитор с увлечением работал над оперой "Маккавеи" и 4-ой симфонией. Он сообщал матери из Петергофа: " Я мною и хорошо работаю".
Уже в следующем году у композитора появляется собственная дача в уютной загородной резиденции русских царей.
Не исключено, что Антон Григорьевич хотел приобрести дачу в этом живописном месте столицы фонтанов, так как в то время многиe именитые петергофские дачники по несколько лет жили в одних и тех же. полюбившихся им местах, часто приобретая затем здесь же дачный участок.
По неизвестной нам причине Вера Александровна купила участок с постройками в другом районе юрода в Большой Слободе Старого Петергофа. Это также был очень престижный дачный район царской летней резиденции, куда прекрасные живописные места, и сочетании с хорошими жилищными условиями, притягивали ежегодно много .знаменитостей, и вообще - чинов высокого класса, по существовавшей тогда иерархии. Достаточно упомянуть, что в этой местности Старого Петергофа находились дачи принца Ольденбургского, княгини Оболенской, графа Игнатьева, барона Фенейвена и других известных государственных деятелей и влиятельных лиц аристократического общества.
Жена композитора купила участок с постройками на углу Знаменской улицы (теперь - улица Красных железнодорожников) и Ораниенбаумского спуска. Это было имение скончавшейся в 1872 году Марии Алексеевны Крыжановской, вдовы коменданта Петропавловской крепости, урожденной Перовской, побочной дочери графа А.К.Разумовского. После смерти Марии Алексеевны петергофское имение унаследовал ее брат, граф Борис Алексеевич Перовский, член Государственного Совета, генерал адъютант при императоре Александре II.
Земельный участок Крыжановской был большой и имел многочисленные постройки, фруктовый сад и цветники, причем "главная дача" была деревянной, двухэтажной, имела башню и располагалась на краю террасы, возвышающейся над заливом более чем на десяток метров, что открывало чудесные виды на взморье, Кронштадт и Финский залив.
Дача, купленная композитором, была удобной, очень вместительной и имела прекрасную отделку интерьеров, что позволяло прежней хозяйке не только самой часто проводить здесь свой летний отдых, но и сдавать часть помещений лицам своею крута. У Крыжановской в разные годы снимали дачу князь Барятинский, бароны Корф и Фридерикс, архитектор Кавос, граф Муравьев и другие известные в то время люди, занимавшие высокое положение в обществе и при дворе.
О вместительности дачи говорит такой факт, что на ней в 1856 году летом жили 150 воспитанников императорского сиротского института с 10-ю надзирателями.
Каждый новый хозяин, купив дачу, проводил ремонт в необходимые для себя изменения в приобретенных строениях. Для Рубинштейнов это особенно понятно если учесть, что дача
Крыжановской строилась в 1837 году. В Российском Государственном Историческом архиве обнаружена копня документа, направленного 3 августа 1874 года начальником Петергофского дворцового правления на имя Министра императорского двора, из которого следует, что "жена артиста, Вера Рубинштейн, приобревшая покупкою от ген.- адъютанта графа Перовского в г.Петергофе, в Ораниенбаумском (форштате по Знаменской и Нижне - Ораниенбаумской дороге деревянную дачу, предполагая пристроить к ней парадный вход и кухонный флигель, построить новую дачу и домик в сельском вкусе. с перестройкою служб, как представлено на плане... просит на эти постройки дозволения".
Проект всех перестроек и нового строительства разработал известный петергофский архитектор Э.Л. Ган, дача которого находилась недалеко от дачи Рубинштейна. Высочайшее разрешение последовало, необходимый ремонт и постройки были выполнены. Всеми работами руководил архитектор Ган, как доверенное лицо композитора. По настоянию Веры Александровны дача была обставлена с большой роскошью.
Петергоф стал любимым мeстом отдыха
Антона Григорьевича. Но главным дня него все-таки была работа, и дача в Петергофе как нельзя лучше подходила для этого. В 1874 году композитор писал матери : ' 'Своим летом (в отношении работы) я очень доволен: фортепианный концерт, концерт для виолончели, проверка опер - все это я закончил".
И когда кончалось лето и его ждали публичные выступления, то Антон Григорьевич с грустью отмечал, что "остается только с нетерпением ждать возвращения весны, когда можно будет вновь. вернуться сюда, в свой дом, в свою рабочую комнату, к своему покою".
И во время концертов, как в России, так и за рубежом, композитор с нетерпением ждал их конца, когда ' 'затем наступит наконец покой!- т.е. пребывание в Петергофе".
И изестно, что композитор много ездил и часто подолгу жил за границей. И тем не менее Антон Григорьевич более десятка лет, не только летом, но и в зимние месяцы подолгу жил на своей петергофской даче. Здесь он свободно отдавался вдохновению, допуская только ограниченное число близких и интересных ему людей.
В Петергофе композитор работал над многими произведениями писал оперы "Маккавеи'', "Нерон", "Горюша", редактирован оперу "Купец Калашников", сочинил много пьес и других музыкальных произведений.
Свой рабочий кабинет Антон Григорьевич оборудовал в башне, куда вела витая деревянная лестница и откуда открывался прекрасный вид на ближайшие окрестности и просторы Финского залива.
Убранство кабинета было скромным: беккеровский черный рояль, письменный стол, этажерка с нотами, диван, несколько фотокарточек дорогих ему людей, и позже - подаренная ему бронзовая скульптура богини музыки.
Работал Антон Григорьевич на даче много и строго но заведенному ритму жизни : вставал в 7 с половиной часа, в 9 садился за работу до 12 часов. После дневного завтраки был маленький, отдых и снова работа с 2 до 6 часов вечера. Вечер он посвящал своим близким и навещавшим его друзьям. Во время работы композитора запрещалось его беспокоить, а прислуге кого-либо пускать на дачу.
О существовавших порядках и обстановке на даче очень красочно описал композитору М.А.
Балакиреву критик В.В. Стасов, посетивший Рубинштейна в 1887 году: "Милый, мои похождения 29 июля были таковы : приезжаю к Рубинштейну на дачу, прямо с машины, этак в начале 3-го часа. Первое, что меня погладило против шерсти, это было объявление немца-лакея, что "после 2-х часов барин не принимают и не велят даже докладывать". Однако я все-таки послал его с докладом и с моею фамилею, а между тем по зале прошел сын Рубинштейна, гимназистик, которого я также попросил пойти и сказать мою фамилию батюшке, так как немец наверное переврет. Пока все это происходило и батюшка натягивал штаны и жилет, я стал осматривать залу где был.
Это зала - и вместе музыкальная комната. Два огромных рояля рядом, множество пюпитров везде по комнате, верно все играют тут проклятые квартеты. Но что меня поразило более всего - это большая этажерка рядом со входной дверью. На ее полках лежала груда красных переплетенных нот, это была целая гора чего-то красного, так и бросающегося в глаза с первого шага в комнате. Я стал рассматривать - что же это ? Все оперы русской школы. Нате, мол, и смотрите все приходящие, русская музыка и русская школа здесь в великом почете!... Пока я размышлял, пришли и хозяин, и хозяйка... сели. Ну и пошел разговор все про Листа...
Раз я было заговорил о Глазунове, к которому вот еду обедать, но случаю дня рождения..." (Глазунов и Балакирев в то лето так же жили в Петергофе).
Следует отмстить, что на даче Рубиннгтейна собиралось очень интересное общество. Часто посещал дачу Московский Городской голова Сергей Михайлович Третьяков со своей Женой Еленой Андреевной, которые, вплоть до неожиданной смерти Сергея Михайловича на даче в Петергофе в 1892 году, более 10 леших сезонов приезжали летом сюда отдыхазъ. Елена Андреевна помогала Антону Григорьевичу в переводах с иностранных языков.
Конечно, мог быть на даче Рубинштейна и его друг - поэт Я.Полонский, с которым композитор сотрудничал, а сам поэт также несколько летних сезонов снимал дачу в Петергофе.
Бывали здесь у Рубинштейна и известные художники, а среди них - Эрнест Карлович Липгарт, известный портретист, академик живописи, запечатлевший многих выдающихся артистов, писателей, поэтов, композиторов. Карандашный nopтpeт композитора на его петергофской даче Липгарт создал летом 1886 года (об этом любезно сообщила искусствовед Н.Н.Веснина, хранительница фотокопии рисунка, выполненного ее прадедом).
В один из летних дней 1877 года Рубинштейна на даче посетил молодой немецкий альтист Г.Ригтер по направлению друга Антона Григорьевича, композитора и виолончелиста К.Ю.Давыдова. Риттер позже, описывая свои визиты в Петергоф, отмечал живой облик Рубинштейна тех дней, его импульсивность, страстность, быструю смену душевных состояний, озабоченность судьбою своего творчества. Риттер также на себе испытал отношение композитора, когда его отрывают от работы. Он вспоминал, что во время его первого визита к Антону Григорьевичу тот был мрачен и угрюм, и даже закричал на гостя, когда тот захотел показать ему свой усовершенствованный инструмент: "Не нужно! Альт в том виде, в каком он существует, меня устраивает. Я им доволен и люблю манеру, с какой Шумам его использует. Оторопевшему гостю ничего не оставалось, как срочно покинуть дачу Рубинштейна, и только после вмешательства Давыдова немецкий альтист снова приехал в Петергоф.
На этот раз все было по другому. Лучшей проверкой Риттера стал совместный концерт -была исполнена соната Рубинштейна для фортепиано и альта. Антон Григорьевич, убедившись, что имеет дело с талантливым альтистом, преобразился, стал разговорчивым, душевным и гостеприимным хозяином. Во время o6eдa oн показал гостю листы с партитурой своей новой оперы "Купец Калашников" и с воодушевлением отмечал те места, которые ему самому правились.
В сентябре почти каждого года, и день именин жены композитора, в Петергофе собиралось многочисленное общество, перед которым Антон Григорьевич играл вместе с другими музыкантами.
Часто на дачу к Антону Григорьевичу приезжали его ученики, из которых многие позже стали профессорами консерватории.
Не исключено, что на даче бывали и композиторы Мусоргский, Глазунов, Балакирев, которые летом также жили на дачах в Петергофе.
В актовом зале, где часто устраивались музыкальные концерты, Рубинштейном был создан настоящий музей скульптуры великих людей: Данте. Гете, Гумбольта, Баха, Бетховена. Моцарта, Шуберта, Шопена, Листа и Глинки.
Известно, что А.Г.Рубинштейна называли, как пианиста, "величайшим исполнителем шорой половины прошлого века".
Писатель Гаршин после одного из выступлений композитора писал : "... Антон Григорьевич играл, и так трал, как я никогда не слышал... У всех на глазах были слезы. Играл он как бог."
Поэт А.Апухтин придерживался мнения, что ни в одной сфере художественного творчества ему не доводилось за всю жизнь встретить столь гениальной натуры, как Рубинштейн - пианист.
Игpa композитора в интимном кругу оценивалась еще выше.
Известный скульптор М.М.Аптокольский, приезжавший к композитору, так описал один из петергофских концертов летом 1883 года: " Обедал я у Рубинштейна ( все там же в Петергофе ). Там я нашел Давыдова - виолончелиста, с которым я в первый раз познакомился. Они задержали меня, говоря, что будут играть, и действительно, я слышал такой концерт, какой редко слышат даже самые близкие Рубинштейна. Он играл имеете с Давыдовым..."
Антокольскому вторит дирижер симфонического оркестра Л.С.Ауэр, часто выступивший с Рубинштейном в концертах: ' 'Те, кто имел счастье слышать его игру в интимном кpyгy друзей, только и могли составить себе компетентнoe мнение о величине его таланта. В таких случаях он раскрывал все величие своих замыслов и целиком oтдавался своему вдохновению, забывая себя и других, и играл так, как никто до него не играл".
Профессор Петербургской консерватории Леопольд Семенович Ayэp несколько лет снимал дачу в разных местах Петергофа и конечно же часто бывал у Рубинштейна, музицируя вместе с ним.
В.В.Стасов после смерти композитора также дал превосходное описание "домашней игры" Рубинштейна • "Из третьей комнаты я услыхал несколько могучих аккордов его на фортепиано. Лев разминал свои царские лапы... Вся зала замерла, наступила секунда молчания, Рубинштейн будто собирался, раздумывал - ни один из присутствовавших не дышал, словно все разом умерли, и никого нет в комнате. И тут понеслись вдруг тихие, важные жуки, точно из каких-то незримых душевных глубин, издалека, издалека. Одни были печальные, полные бесконечной гpycти, другие задумчивые, теснящиеся воспоминания, предчувствия страшных ожиданий.
Ч го тут играл Рубинштейн, то с собою унес и гpoб и могилу, и никто, может быть, никогда уже не услышит этих тонов души, этих потрясающих звуков - надо, чтобы снова родился такой несравненный человек, как Рубинштейн, и принес с собою еще раз новые откровения.
Я в те минуты был беспредельно счастлив...
Играл тогда Антон Григорьевич в присутствии Стасова у Полонского, но такой концерт мог быть и на его петергофской даче.
И кто знает, сколько их здесь было ?!
И все-же в Петергофе композитор искал больше тишины и уединения. Сюда он последовал в 1881 году, потрясенный безвременной кончиной своего брата Николая, знаменитого пианиста. "Вернулся в тихий приют своей Петергофской дачи и весь ушел в музыку и работу" - как писала Софья Цезаревна Кавос-Дехтерева всвоих воспоминаниях о композиторе.
Живя и Петергофе, Антон Григорьевич поддерживал тесные связи с местными жителями. Он выступал перед ними как композитор и пианист, помогал им материально, и не только им.
14 июля 1885 года А.Г.Рубинштейн дал благотворительный концерт в зале Английского дворца, весь сбор от которого пoшёл на помощь гродненским погорельцам.
На этом концерте композитор исполнял произведения старинных авторов и русских композиторов, которые раньше публично не играл, а живя на даче готовил к исполнению по программе "Исторических концертов" для гастрольных поездок.
Антон Григорьевич пожертвован 3000 рублей мужской петергофской прогимназии, 400 рублей приюту для бедных, что находился па Кривой улице и где был зачислен вечным eго попечителем.
Постоянно разъезжая с концертами, композитор, уже в преклонном возрасте, стал значительно уставать от них. И когда контракты кончались, то с радостью приезжал в Петергоф. Отсюда он писал матери: "Со вчерашнего дня Я снова дома. Счастливо, с неслыханным художественным и материальным успехом преодолел все концертные мытарства. Я будто вновь родился. Начинаю новую, совсем иную жизнь ( лучшую ли ? - не знаю )".
В ознаменование 50-лстпсй музыкальной деятельности в 1889 году но ходатайству петергофских жителей император присвоил композитору знание Почетной) Гражданина города Петергофа.
В конце своей жизни Антон Григорьевич почти постоянно жил за границей и только на короткое время приезжал в Россию и "тогда жил на своей даче в Петергофе".
Зимой 1893-94 г. он серьезно заболел в Дрездене, и хотя довольно скоро поправился, но однако одинокая жизнь в заграничных отелях стала ему совсем тягостной и он "решился, мучимый тоской но отечеству и внучатам своим, вновь переселиться в Петергоф..."
29 мая 1894 года Антон Григорьевич приезжает на свою петергофскую дачу, где ему суждено бьшо прожить оставшиеся месяцы своей жизни.
И опять вместо отдыха он запоем работает, несмотря на предупреждения врачей и близких ему людей. Еще несколько лет назад наблюдавший Рубинштейна профессор Эйхвальд предупреждал композитора, что его ждет ' 'возможность внезапной смерти, если он не переменит своего образа жизни".
Смерть сына, сидячий образ жизни и чрезмерная работа привели к обострению болезни сердца. Тем не менее Антон Григорьевич "работал также усердно, как всегда, и накануне смерти еще занимался в башне". Композитор умер здесь скоропостижно.
Он начал страдать бессонницей с первых чисел ноября, находился в очень возбужденном состоянии, но но укоренившейся привычке избегал' докторов.
С.Ц.Кавос-Дехтерева так описала последние часы А.Г.Рубинштейна: "Страдая некоторым нервным возбуждением и болью в левой руке за последние дли, он в вечер 7-го ноября чувствовал себя несколько лучше, играл в карты в кругу близких и друзей, между которых были С.А.Малоземова и Н.А.Ирецкая. шутил по-прежнему, и, но обыкновению, лег спать в 11 1/2 час. Вдруг в 2 часа ночи он появился в дверях своей спални задыхающимся голосом стал звать к себе "Мне душно, я задыхаюсь... доктора!". Жена А.Г. бросилась к нему, привезли немедленно докторов, начали его растирать, давали вдыхать кислород, но было уже поздно, и через 1/2 часа Рубинштейна не стало". Смерть Антона Григорьевича глубоко потрясла всех, а внезапность, с которой она наступила, обескураживала всех, ценивших его талант.
Тело композитора набальзамировали в Петергофе, с рук сделали слепки, с лица сняли маску, художник Я.Циошлинский зарисовал Рубинштейна на смертном одре.
Гроб с телом покойного в течение недели стоял в белом концертном зале дачи, похороны откладывали, так как ждали приезда сына и дочери, находившихся за границей. Большинство петергофских жителей приходили проститься с великим композитором, а специальным поездом уже в день кончины в Петергоф приехал в полном составе педагогический персонал и все учащиеся консерватории.
Сотни людей различным транспортом приезжали на петергофскую дачу в эти дни. Венки за венками, со всех концов России и Европы, прибывали с каждым поездом и Петергоф.
С,-Петербургская городская дума на своем заседании почтила намни, Антона Григорьевича вставанием и постановила возложить венок на ею гроб, что и было выполнено городским головою В.А.Ратьковым-Рожновым, который при жизни композитора возможно также часто бывал у него, гак как их дачи в Петергофе находились почти рядом.
15 ноября из Петергофа гроб с телом покойного был перевезен в Петербург и установлен в Троицком соборе на Измайловском проспекте. 16 ноября, в день 65-летия А.Г.Рубинштейна, его похоронили при огромном стечении народа, здесь было много и петергофских жителей.
Память о великом композиторе в Петергофе сразу же была увековечена переименованием Ораниенбаумского спуска, около которого он жил, в Рубинштейновскую улицу.
Прошло много лет и событий... Не стало дачи великого композитора, исчезло название улицы, но намять о нем в Петергофе сохранилась - его имя носит детская музыкальная школа.
В.Гущин 1995 г
А. Г. Рубинштейн
А. Г. Рубинштейн. Скульптурный портрет работы Р. Баха
Автор: Р. Р. Бах Дата создания модели: II половина XIX в.Роберт Романович (Робертович) Бах (9 февраля 1859 — 17 сентября 1933)
Слепок с руки
А.Г. Рубинштейна, выполненный
М. А. Чижовым Матве́й Афана́сьевич Чижо́в (10 (22) ноября 1838, деревня Пудово Подольского уезда Московской губернии — 28 мая (10 июня) 1916, Петроград) в 1873 году- звание академика
Торжественное открытие памятника
А.Г. Рубинштейну в фойе Большого зала Консерватории 14 ноября 1904 г. Фотография
Притом, что Рубинштейн был истинный гений, он был в то же время и человеком –
мужем и отцом. Жена Антона Григорьевича – Вера Александровна ,урожденная
Чекуанова (1841 -1909). Дети: Яков Антонович (1866 – 1902), Анна Антоновна
(1869-1915), Александр Антонович ( 1872 -1893).
http://www.photoarchive.spb.ru/showChildObjects.do?object=2001495947
Портрет жены А.Г.Рубинштейна - Веры Александровны (урожденной Чекуановой) - репродукция с печатного издания.
****************************************************************
Портрет матери композитора А.Г.Рубинштейна (1805-1891, урожденная Левенштейн) - репродукция с печатного издания.
Дата съемки [1890-е]
****************************************************************
*******************************************
***********************************************************
*************************************************************************** Портрет дочери композитора А.Г.Рубинштейна - А.А.Тиллинг. Дата съемки [1900-е] Тилинг Анна Антоновна (Ум. 1915). Смоленское православное кладбище «на Васильевском острове у Черной речки». ************************************************************** Скульптурный портрет матери А.Г.Рубинштейна. Дата съемки до 1917 *************************************************************************** Вид части гостинной композитора А.Г.Рубинштейна - картина работы художника Ширкова. Дата съемки до 1917 ************************************************************** А.Г.Рубинштейн с женой (репродукция с печатного издания). Дата съемки [1850-е] Год съемки 1850 **********************************************************
http://www.photoarchive.spb.ru/showChildObjects.do?object=2001495947
Портрет жены А.Г.Рубинштейна - Веры Александровны (урожденной Чекуановой) - репродукция с печатного издания.
****************************************************************
Портрет матери композитора А.Г.Рубинштейна (1805-1891, урожденная Левенштейн) - репродукция с печатного издания.
Дата съемки [1890-е]
****************************************************************
Портрет сына композитора - [А].А.Рубинштейна (репродукция с печатного издания). | ||
Дата съемки | [1880-1890-е] | |
Год съемки | 1880 |
Портрет отца А.Г.Рубинштейна - Г.Р.Рубинштейна - работы неизвестного художника. | |
Дата съемки | [1830-е] |
***********************************************************
Портрет внучки композитора А.Г.Рубинштейна - Румшевич. | ||
Дата съемки | [1900-1910-е] | |
Год съемки | 1900 |
*************************************************************************** Портрет дочери композитора А.Г.Рубинштейна - А.А.Тиллинг. Дата съемки [1900-е] Тилинг Анна Антоновна (Ум. 1915). Смоленское православное кладбище «на Васильевском острове у Черной речки». ************************************************************** Скульптурный портрет матери А.Г.Рубинштейна. Дата съемки до 1917 *************************************************************************** Вид части гостинной композитора А.Г.Рубинштейна - картина работы художника Ширкова. Дата съемки до 1917 ************************************************************** А.Г.Рубинштейн с женой (репродукция с печатного издания). Дата съемки [1850-е] Год съемки 1850 **********************************************************
Нелли Зак Антон Рубинштейн: «человек-эпоха»
Антон Рубинштейн: «человек-эпоха» |
История - Воспоминания |
«Не в жизни искусство, а в искусстве жизнь» А.Г.Рубинштейн Ленинград, 1946 год, июнь. Я сижу у открытого окна, выходящего в глубокий двор-колодец старинного дома. Я готовлюсь к экзаменам на аттестат зрелости и, не переставая, слушаю пластинку с записью арий Демона из оперы «Демон» Антона Рубинштейна. Невыразимо печальная мелодия («Печальный демон – дух изгнанья... М.Ю.Лермонтов), проникновенное исполнение Георга Отса, необыкновенно красивый тембр его мягкого голоса заставляли сжиматься сердце, и я ставила пластинку вновь и вновь. По-видимому, наслаждалась этой музыкой не только я, потому что никто из соседей не постучал в дверь и не потребовал прекратить это «безобразие». Ни пластинки этой, ни патефона у меня уже давно нет, но ностальгия по этой музыке заставила меня купить СД с записями этих арий в исполнении Д.Хворостовского, но... это оказалось уже не то. Эти воспоминания навеяли на меня мысли об Антоне Григорьевиче Рубинштейне – замечательном музыканте: композиторе, пианисте, дирижере, педагоге, просветителе, общественно-музыкальном деятеле, филантропе, уникальные заслуги которого так же, как и его брата Николая Григорьевича Рубинштейна перед отечественной музыкальной культурой, забыть нельзя. Будущий гений фортепианной игры Антон Рубинштейн родился 16 ноября 1829 г. в деревне Выхватинец Подольской губернии в Молдавии в небогатой еврейской семье арендатора Григория Романовича Рубинштейна. Вскоре после его рождения по настоянию деда семья приняла православие, чтобы спасти сыновей от службы в царской армии кантонистами на основании Указа Николая 1, принятого в 1827 году. Крещение позволило им покинуть черту оседлости и переехать в 1834 году в Москву. Мать Антона Калерия Христофоровна Левенштейн (родом из Прусской Силезии) обратила внимание на его интерес к музыке и необыкновенную музыкальную память. Она была хорошей пианисткой и, когда Антону исполнилось шесть лет, стала давать ему уроки фортепианной игры, а через два года передала его в руки опытного, лучшего в то время в Москве пианиста -педагога А.И.Виллуана. Услышав игру одаренного ребенка, Виллуан предложил давать уроки бесплатно, поскольку денег на оплату столь дорогого педагога у семьи не было. Отношения между учителем и учеником сложились прекрасные, и Антон считал его своим другом и вторым отцом. Ему он был обязан блестящей техникой фортепианной игры. Учеба у Виллуана продолжалась пять лет. Когда Антону исполнилось тринадцать, его музыкальное образование фактически было завершено. Первый концерт Антона Рубинштейна состоялся в Москве, когда ему было девять лет. Затем – турне по городам Европы в сопровождении матери и Виллуана. В то время, как пишет в «Автобиографии» Антон Рубинштейн, в Европе было «половодье» юных одаренных музыкантов 10-12 лет, тем не менее, его выступления были встречены восторженно. Он поразил своей игрой таких выдающихся пианистов, как Ф.Шопен и Ф.Лист. Гениальный Лист, которому не было равных в то время во всем мире, назвал его своим наследником в фортепианной игре. Концертное турне продолжалось четыре года. Он выступил в Париже, Вене, городах Германии, Англии, Швеции, Нидерландов. Это были блестящие концерты, вызвавшие в Европе огромный интерес к юному музыканту. Композиторы Ф.Мендельсон, Дж.Мейербер и Ф.Лист, с которыми он познакомился во время турне, оказали благотворное влияние на его музыкальное формирование. Ф.Лист посоветовал взять уроки теории фортепианной игры у знаменитого немецкого педагога З.В.Дена. В 1842 году был издан за рубежом его первый этюд «Ундина». 1846 год принес горестное известие: в Москве умер отец, Антон решил уехать в Вену, которая считалась одним из главных музыкальных центров Европы. Ему было семнадцать лет, и он решил отныне полагаться только на свои силы, тем более, что его семья после смерти отца осталась без средств к существованию. В Вене находился Ф.Лист, и Рубинштейн надеялся на некоторую помощь с его стороны. Однако Лист встретил его более, чем холодно: он считал, что талант совершенствуется и закаляется в процессе преодоления трудностей. Этих трудностей оказалось слишком много. Время пребывания в Вене было самым тяжелым в жизни Антона. Он давал уроки, но оплата их была настолько мизерной, что он часто жестоко голодал. Он много писал, но издано было очень мало, притом за грошовую цену. Через два года Антон вернулся в Берлин. Революционные настроения 1848 года охватили все страны Европы. Людей мало интересовала музыка. Рубинштейн давал уроки и вел богемную жизнь: иногда кутил, иногда голодал. В 1849 году он вернулся в Петербург. В общей сложности за границей он провел десять лет. Из России он уехал ребенком и был вписан в паспорт матери, а вернулся двадцатилетним юношей. На границе его ждал сюрприз. От него потребовали предъявить паспорт, которого у него, естественно, не было, да он и не думал о нем никогда: за все десять лет пребывания за границей он в нем не нуждался. Вопрос стоял остро: или паспорт или в тюрьму. Среди жалкого багажа, который он имел с собой, единственное, что представляло для него ценность, была коробка с рукописями нот произведений, написанных им в течение последних трех лет. Таможенники заподозрили ноты шифрованными посланиями революционеров. Коробку опечатали и забрали, а его выпустили с требованием как можно скорее оформить паспорт. Коробку ему не вернули. Через несколько лет в лавке музыкальной литературы он наткнулся на свои рукописи из этой коробки. Еще в предыдущий его приезд в Петербург он был назначен великой княгиней Еленой Павловной, взявшей его под свое покровительство, придворным пианистом и аккомпаниатором. Сейчас эта работа возобновилась с перерывом на 1854-1858 годы, которые он провел за границей, посетив с концертами Англию, Францию, Германию, Италию, Голландию. Рубинштейн пишет ряд произведений разных жанров. Лист ставит одноактную оперу Рубинштейна «Сибирские охотники» и исполняет его ораторию «Потерянный рай». Рубинштейн дирижирует ораторией Листа «Христос». В 1872-1873 гг. по приглашению фирмы по производству музыкальных инструментов Стейнвей А.Рубинштейн совершил большое концертное турне по Америке вместе с польским скрипачом и композитором Генриком Венявским, группой инструменталистов и певцов. Он пробыл в Америке восемь месяцев и дал 215 концертов в 60 городах при переполненных залах. В «Автобиографии» он написал: «Часто нам приходилось давать по 2-3 концерта в день, переезжая из города в город. Публики всегда было много. Я был собой все время очень недоволен и кончил тем, что стал презирать искусство, себя и человечество. Сколько раз впоследствии мне предлагали полмиллиона марок за поездку в Америку. Ни за что туда не поеду!..» Сказалась слишком напряженная работа во время гастролей. Однако Рубинштейн оказал большое влияние на американскую фортепианную школу. Он был первым русским пианистом такого масштаба, выступившим на американской сцене. Его игра неизменно вызывала восхищение слушателей. Вот что писали слышавшие его игру американцы. Музыкальный критик Артур Абелл: «Сравнивать Рубинштейна с другими пианистами-современниками все равно, что сравнивать Бетховена с ныне живущими композиторами. Гений есть гений, и Рубинштейн – непревзойденный гений фортепиано». Или Иосиф Гофман – любимый ученик Рубинштейна: «Антон Рубинштейн! Мастер, мой наставник! Как прост его подход к музыке – и как прекрасно, возвышенно его творчество!.. Рубинштейн был истинный гений. В своем искусстве он следовал природному чутью, которое всегда превосходит любые правила и навыки, потому что этот природный дар – начало начал. Как часто появляется талант, подобный Рубинштейну? За последние сто лет лишь один – Антон. Те, кому посчастливилось знать его как артиста и как человека, никогда не забудут великого Мастера музыкальной экспрессии». Он выступил также в качестве дирижера оркестра Нью-Йоркского филармонического общества. С этого турне установились связи между российскими и американскими музыкальными деятелями, его произведения исполняются в Америке, переиздаются партитуры его произведений и книги о нем. Рубинштейну было присвоено почетное звание первого в истории «Стейнвей –Артиста». В Америке в мае 1873 года Рубинштейн начал свой уникальный цикл «Исторических концертов». В течение семи вечеров он исполнил лучшие фортепианные произведения от Баха до русских композиторов 19 века. В 1885-1886 годах он продолжил грандиозное по своим целям и исполнению мероприятие. Он осуществил давно задуманный им просветительский цикл «Исторических концертов», чтобы познакомить в первую очередь музыкантов и учащихся музыкальных школ с историей развития фортепианной музыки с начала ее возникновения до конца 19 века, показав ее эволюцию. С этой целью он дал 107 концертов, на которых было исполнено 877 произведений. Концерты повторялись дважды: вечером и на следующий день бесплатно специально для учащихся. Эти концерты были ярким событием, вызвавшим колоссальный интерес музыкальной общественности. Популярность их была неимоверна. Рубинштейн выступил с ними в Москве, Петербурге и крупнейших городах Европы. «Для подготовки к «Историческим концертам» мне понадобилось 50 лет – вся жизнь», - написал впоследствии композитор в своей «Автобиографии». В 1887 году, когда он вторично возглавил Консерваторию, он провел курс по дисциплине, названной им «История литературы фортепианной музыки», состоявшей из 58 лекций-концертов, на которых было исполнено и прокомментировано 1032 произведения. Лекции предназначались для учащихся и преподавателей с целью расширения их кругозора и обогащения репертуара. Лекции охватывали большее количество произведений, чем «Исторические концерты», и давали более подробные о них комментарии. Рубинштейн повторил этот курс дважды: в 1887/1888 и 1888/1889 годах. Трудно представить себе, что такую титаническую работу мог бы сделать кто-нибудь другой. Почти до последних лет своей жизни Рубинштейн не играл по нотам: его невероятная музыкальная память удерживала сотни музыкальных текстов. Даже произведения, слышанные им один раз, он мог сыграть спустя десятилетия. Играл он с закрытыми глазами, в шутку или всерьез объясняя это тем, что однажды старушка в первом ряду зевнула на его концерте, и он не хотел увидеть подобное снова. Концерты продолжались 3-3.5 часа без перерыва, потому что он не любил аплодисменты во время концертов – они его отвлекали и мешали исполнению. Наряду с обширной концертной и просветительской деятельностью А.Рубинштейн много работал как композитор. Страсть к сочинению захватила его, когда ему было 11 лет. Им написано более 200 музыкальных произведений в различных жанрах, в части из них он был новатором. Его симфонии, фортепианные концерты, концерт для скрипки с оркестром, лирическая опера (»Демон») предшествовали произведениям П.Чайковского и С.Рахманинова и оказали на них большое влияние. «От оперы Рубинштейна «Демон» прямые нити ведут к «Евгению Онегину» - это первые лирические оперы на русской почве. От блестящего рубинштейновского Четвертого концерта для фортепиано с оркестром – к Первому Чайковского» (Л.З.Корабельникова). Многие его сочинения основаны на русских народных сюжетах и мелодиях, часто в них присутствуют восточные, в том числе еврейские мотивы, которые ему особенно удавались («Маккавеи», «Суламифь», «Еврейская мелодия» и ряд других). Еврейская тема ему всегда была близка. В начале 1890-х годов он собирался написать оперу на еврейскую тему, «главным героем которой был бы современный еврей, гордый и насмешливый, однако ни одно либретто не удовлетворило его, и он предлагал своим студентам-евреям осуществить этот замысел». Им написано 13 опер: «Дмитрий Донской» или «Куликовская битва» (1849), «Демон» (1871, была запрещена цензурой и поставлена в 1875), «Фераморс» (1880), «Купец Калашников» (1880, после премьеры была запрещена цензурой), «Маккавеи» (1875) и другие; симфонии, концерты, увертюры, музыкальная картина «Россия», оратории, произведения для камерных оркестров, большое количество замечательных романсов, исполнявшихся прекрасными певцами, исполняются они и сейчас. Его оперы ставились в России и за рубежом в городах Европы и Америки: «Моисей», «Маккавеи». «Нерон», «Дети степей», «Фераморс», любимая миллионами опера «Демон». В Израиле поставлена опера «Маккавеи». В октябре 2011 года с огромным успехом была поставлена в Тюмени, Петербурге и Москве последняя опера «Христос». Дирижировал правнук Антона Рубинштейна Антон Шароев. Отличительная черта его музыки – мелодичность. Среди его симфоний наибольший успех имела Вторая - «Океан». Жена П.М.Третьякова, Вера Николаевна, прекрасная пианистка записала в своем дневнике: «Исполнение «Эгмонта» и «Океана» было высокохудожественно. Впечатление от всех семи частей «Океана» было самое яркое. Вторая часть... тронула меня до слез, я сильно расплакалась, - так ярко, горячо ощутила я силу бури и всю силу страданий плавающих». Не все его произведения были одинаково высоко оценены критикой и публикой при жизни и не все исполняются ныне, но многие из них остаются в репертуаре солистов и оркестров, а он был и остается одним из великих русских композиторов 19 века. Роль Антона Рубинштейна в русской и мировой музыкальной культуре огромна. Она уникальна своей глубиной, размахом и разнообразием. В первой половине 19 века в России еще не существовало профессионального музыкального образования. Рубинштейн остро ощущал его необходимость. «Возможно ли, - писал он, - что человек, выбравший музыку своей профессией, не признается обществом быть только музыкантом, и никем иным? Сотни лет существуют профессии художников, артистов, но не музыкантов». («Автобиография», c.93). Известно, что А.Бородин был ученый-химик, П.Чайковский – правовед, М.Мусоргский - офицер и т.д. В 1861 году в журнале «Век» Антон Рубинштейн напечатал статью «О музыке в России», в которой критиковал дилетантизм и любительство в российской музыке. «Если ты музыкант, - писал он, - то должен отдавать музыке всего себя: мысли, чувства и время». Только профессиональное образование в консерватории может успешно воспитывать таланты. Эта статья произвела впечатление разорвавшейся бомбы. Сейчас даже невозможно представить развитие музыкального искусства без широкой сети музыкальных школ разного уровня. Однако многие талантливые композиторы в то время были против музыкального образования. Особенно непримиримы были композиторы – члены «Могучей кучки», объявившие себя «Новой русской школой». Они считали, что целью русских композиторов должно быть воплощение русской национальной идеи в музыке. Они полагали, что образование причинит только вред самобытным талантам, прививая академизм и подавляя их свободное воображение. Их позицию выразил известный музыкальный и художественный критик В.В.Стасов – идеологический вождь «Могучей кучки». Он писал, что в дилетантизме ничего плохого нет, что он противник профессионального образования, что консерватории в Европе полностью себя дискредитировали и явились «бастионами серости». Он назвал Рубинштейна «чужаком», не имеющим ничего общего с русскими корнями и русским искусством. Рубинштейн видел шире и глубже, чем его противники, он был новатором и обладал целеустремленностью и огромной энергией. В 1857 году он находился в Италии вместе с Великой княгиней Еленой Павловной, образованной, с передовыми взглядами женщиной. Именно тогда возникла идея, что «что-нибудь должно быть сделано для музыкального образования российского общества; и это было там, где первые концепции Российского музыкального общества в Санкт-Петербурге взяли свое начало». («Автобиография», с.83-84). В 1858 году Рубинштейн основал Певческую академию, в следующем году – Русское музыкальное общество и учебные классы при нем, а в 1862 они были преобразованы в Петербургскую консерваторию. Открытие Консерватории вызвало такой энтузиазм, что в первый же год в нее записались 179 человек, а на следующий год – 200. Антон Рубинштейн стал первым ее директором и профессором. Он даже сдал экзамен и первым получил диплом Консерватории на звание свободного художника. Все свое жалование директора он отдавал неимущим учащимся. Вскоре по примеру Петербургской появились консерватории в Москве (в 1866 году, ее возглавил брат Антона Николай Рубинштейн), Киеве, Харькове и других городах. Статус окончивших Консерваторию был очень высок: им присваивалось звание почетного гражданина. В 1906 году около Петербургской консерватории был установлен памятник М.И.Глинке в связи со столетием со дня рождения композитора. В 1952 – с противоположной стороны здания – памятник Н.А.Римскому-Корсакову, который сорок лет был профессором Консерватории. В 1944 году Петербургской консерватории было присвоено имя Н.А.Римского-Корсакова, хотя он был против ее создания. А вот имя А.Г.Рубинштейна, по чьей инициативе и благодаря блестящему организаторскому таланту которого была создана Консерватория, и который стал первым ее директором, она не получила. Его имя было присвоено Большому залу Консерватории, и в 1904 году в его фойе был установлен ему памятник. Основание Петербургской консерватории, положившей начало высшему музыкальному образованию в России, было событием мирового значения. Ее закончили многие талантливые музыканты. Первый выпуск состоялся через три года, в 1865 году. В числе выпускников был П.И.Чайковский с большой серебряной медалью, сохранивший благодарность А.Рубинштейну как своему педагогу на всю жизнь. В наше время ее выпускниками были Д.Д.Шостакович, С.С.Прокофьев, Ю.Х.Темирканов, В.П.Соловьев-Седой и многие другие. В этом году 8 сентября исполнится 150 лет со дня открытия Петербургской консерватории. Еще одно событие, также мирового значения, связано с именем Антона Рубинштейна. Он организовал первый Международный конкурс молодых композиторов и пианистов на свои личные средства и с премией своего имени. С 1890 года они проводились каждые пять лет в разных городах России и Европы. Первый конкурс под председательством самого А.Рубинштейна состоялся в Петербурге, второй в 1895 – в Берлине; третий – в Вене, затем - в Париже, снова в Петербурге в 1910 году, шестой, предполагавшийся в Берлине в 1915 году, не состоялся из-за начавшейся войны. В дальнейшем конкурсы молодых музыкантов вошли в практику международных соревнований. Для молодых музыкантов это была прекрасная возможность проявить свои таланты и достичь известности. В 1867 году из-за несогласия с волевыми решениями Министерства императорского двора и Министерства образования по поводу методов преподавания и ведения дел Консерватории Рубинштейн оставляет свой пост. Он уезжает за границу, Европу и Америку, где дает большое количество концертов, в том числе с благотворительной целью в пользу студентов и бедных, собрав более 300 тысяч рублей – огромная сумма по тем временам. Его концерты имеют колоссальный успех. Парижская пресса пишет, что «Рубинштейн произвел впечатление, какого не запомнить со времен Листа». Он выступает как пианист и дирижер, в том числе своих произведений. В 1887 году Петербургская консерватория столкнулась с непреодолимыми внутренними трудностями. Было решено снова пригласить Антона Рубинштейна. На этот раз его требования организации учебного процесса были приняты без возражений. В начале января этого года он снова занял пост директора Консерватории, которую он основал двадцать пять лет тому назад. Он нашел, что положение изменилось к худшему и, как он писал матери, «едва ли легче исправить старое, чем начать сначала». Рубинштейну удается добиться того, что Консерватории отдают в собственность и перестраивают здание бывшего Большого театра. К сожалению, увидеть ее в этом здании ему уже не пришлось. Она открылась в 1896 году через два года после его смерти. Он много работает, читает уникальный курс лекций – концертов. Но работа его в Консерватории продолжалась недолго. Вторично он покинул ее в 1891 году. Это было вызвано травлей со стороны реакционной прессы. На страницах газеты «Гражданин» не утихала завуалированная антисемитская кампания. В разговоре с одним музыкальным критиком Рубинштейн сказал: «Я сделал все, что я мог, и что я считал необходимым и полезным для этого, но это не все, что я хотел бы. Я преодолеваю серьезные препятствия и, главным образом, равнодушие... а также враждебность хорошо известной вам прессы против всего, что я делаю». (P.Taylor, 219). Он решил оставить свой пост и посвятить все время концертной деятельности. Он уезжает в Дрезден. Рубинштейн делил свое время между Петербургом и разными странами Европы, в основном Германией, где очень плодотворно работал и много выступал. Там были сыграны и поставлены почти все его произведения. Европа ценила его и как композитора, и как пианиста-виртуоза, и как дирижера. В то же время в России его самого и его творчество считали не совсем русскими; несправедливо обвиняли в том, что в своих концертных программах, когда дирижирует оркестром, он отдает предпочтение второстепенным немецким композиторам. Как-то Рубинштейн сказал с горечью: «Для евреев я – христианин, для христиан – еврей, для русских я – немец, для немцев – русский». Его сознание раздваивалось: он не мог полностью отрешиться от своего еврейского происхождения. Несмотря на свое официальное православие, ему приходилось испытывать юдофобские нападки даже от музыкантов. Особенно агрессивен был член «Могучей кучки» композитор М. Балакирев. В 1850-е годы, когда Рубинштейн приступил к организации музыкальной школы и Консерватории, нападки на него заметно усилились. Он много жил за рубежом. Это вызывало недоверие и даже враждебность к нему как к «чужаку». По происхождению он был еврей – антисемитизм в России всегда был орудием реакционеров. Он был талантлив и успешен – это вызывало зависть с одной стороны и противодействие всему новому, что он предпринимал – с другой. Не поэтому ли имя Рубинштейна не было по достоинству увековечено в российской культуре? Его детище – Петербургская консерватория по праву должно было носить его имя. В 1865 году Антон Рубинштейн женился на Вере Александровне Чекуановой, с которой познакомился в Баден-Бадене на балу. После очень успешного турне по Америке у Рубинштейна появилась возможность купить, наконец, собственный дом. Просторная красивая вилла была куплена в красивейшем пригороде Петербурга Петергофе (Петродворце). Прекрасная природа и покой помогали его творчеству. Здесь было написано много произведений: опера «Маккавеи», Четвертая симфония и много других. Рубинштейн любил людей. У них часто бывали гости и часто звучала музыка. По свидетельству слушавших его, так, как играл Антон Рубинштейн на своих домашних концертах, он не играл нигде. Вот что пишет об этом В.В.Стасов. «Из третьей комнаты я услыхал несколько могучих аккордов его на фортепиано. Лев разминал свои царские лапы...Вся зала замерла, наступили секунды молчания. Рубинштейн будто собирался, раздумывал – ни один из присутствовавших не дышал, словно все разом умерли, и никого нет в комнате. И тут понеслись вдруг тихие, важные звуки, точно из каких-то незримых душевных глубин, издалека, издалека. Одни были печальные, полные бесконечной грусти, другие задумчивые, теснящиеся воспоминания, предчувствия страшных ожиданий. Что тут играл Рубинштейн, то с собою унес в гроб и могилу, и никто, может быть, никогда уже не услышит этих тонов души, этих потрясающих звуков – надо, чтобы снова родился такой несравненный человек, как Рубинштейн, и принес с собою еще раз новые откровения. Я в те минуты был беспредельно счастлив...» Тут уместно вспомнить слова писателя Гаршина после одного из концертов: «Антон Григорьевич играл, и так играл, как я никогда не слышал... У всех на глазах были слезы. Играл он как бог». В Петергофе Рубинштейн был счастлив. Он писал матери: «Со вчерашнего дня я снова дома... Я будто вновь родился». Он помогал местным жителям. В июле 1885 года он дал благотворительный концерт в пользу погорельцев, пожертвовал 3000 рублей мужской прогимназии, 400 – приюту для бедных. Гении – люди необычные, а Антон Григорьевич Рубинштейн был без сомнения гений. Он был щедро одаренной от природы личностью, мощная, страстная натура, с горячим темпераментом. Это был сильный, волевой человек, властный и не склонный к компромиссам, если дело касалось искусства. Он был неутомим в достижении целей, а цели он ставил перед собой огромные, почти невозможные. Он всегда следовал своему девизу: «невозможное сделать возможным». Трудолюбие, независимость и твердость характера отличали его всю жизнь. Большое влияние имела на него его мать, которую он очень любил, женщина с сильным характером, воспитывавшая его в строгих правилах. «Как человек, как общественный деятель Рубинштейн был редкой чистоты и благородства, ко всем людям относился одинаково, невзирая на положение и происхождение». П.И.Чайковский видел в Рубинштейне «не только великого пианиста и композитора, но также человека редкого благородства, откровенного, честного, великодушного, чуждого низким чувствам, с ясным умом и бесконечной добротой». В письме к Надежде фон Мекк он писал: «Было видно, что он очень тронут той любовью, которую Москва столь горячо выразила ему. Необходимо сказать правду, что Рубинштейн заслуживает все те почести, которые ему оказывают. Помимо того, что он исключительно одаренный музыкант, он безусловно честный и великодушный человек, и всегда стоял и стоит выше всех этих мелочных ссор из-за пустяков». (Р.Taylor, с.197). Он умел вдохнуть в учеников жажду знаний и любовь к искусству. Его ценили коллеги и студенты за прямой характер, бескорыстие и готовность прийти на помощь. С середины 1887 года он решил закончить свою концертную деятельность. Все концерты, которые он давал после этого, были с благотворительной целью. Последний благотворительный концерт он дал за несколько месяцев до своей смерти в январе 1894 года. Он был поистине бессребреник. Он помогал всем, кто в нем нуждался. Он не был богат, и недостаток денег в семье бывал порой причиной недовольства жены. Его внешность соответствовала его могучей натуре. Черная грива непослушных волос, твердое, волевое лицо с глазами, прикрытыми веками, атлетическая фигура с мощными руками и сильными пальцами – все это, не говоря уже о его игре, производило сильное впечатление на всех, кому посчастливилось видеть и, главным образом, слышать Антона Рубинштейна. Он поражал и даже потрясал слушателей мощными трагическими звуками, извлекаемыми из рояля. Случалось иногда, что во время быстрой игры он брал неправильную ноту, но это не влияло на общее впечатление, на мощное ее воздействие на слушателей. Иногда удары по клавишам были столь сильны, что лопались струны. Это нравилось не всем. Музыканты со спокойным стилем игры не принимали стиль Рубинштейна. После его концерта талантливая пианистка Клара Шуман записала в своем дневнике: «В нем чувствуется могучий дух, исключительная поэтичность и оригинальность, но для целого концерта его слишком много. Рубинштейн не заботится о пропущенных нотах – лишь бы донести до слушателя свою концепцию и сделать ее достаточно яркой. Рубинштейн играл «Лесного царя» Шуберта в переложении Листа восхитительно. В тех местах, где ребенок пугается, рояль от движений его рук словно дрожал в ужасе. Эти звуки заставляли буквально цепенеть». Любимыми композиторами, произведения которых часто исполнял Рубинштейн, были Бетховен, Шопен и Шуман. Ему были близки как трагедийно-героические, так и лирические мотивы музыки этих авторов. Оставив Консерваторию, он уехал в Дрезден. Он чувствовал себя там спокойно и комфортно. Возможно немецкая культура, привитая ему матерью, выросшей в Пруссии, была ему близка. Зимой 1893-1894 года он серьезно заболел и в мае вернулся в Петергоф. Внезапная смерть от сердечного приступа настигла его 8 ноября 1894 года в неполных 65 лет. До самого конца он много работал, несмотря на предостережения врачей. Больное сердце, смерть младшего сына, переутомление ускорили конец. Сотни людей из многих городов России и Европы приехали проститься с гениальным музыкантом. Статьи и некрологи о нем появились в газетах более 50 городов мира. Его именем названа бывшая Троицкая улица в Петербурге, где он снимал несколько лет квартиру в доходном доме, Детская музыкальная школа в Петергофе, Музыкальный колледж в Тирасполе. Он был Почетным гражданином Петергофа, в 2005 году Антону Рубинштейну был установлен там памятник. Равным Рубинштейну был только Ф.Лист. Современники говорили: гением фортепианной игры первой половины 19 века был Лист, второй половины – Антон Рубинштейн. Популярность его в Европе и России была невероятна. В России люди говорили: «так играет Антон», «так сказал Антон», и всем было ясно, что речь идет о Рубинштейне. Ему посвятили множество стихов, знаменитые художники – И.Репин, И.Крамской, В.Перов, М.Врубель писали его портреты, о нем с восхищением отзывались Л.Толстой и И.Тургенев. К сожалению, в те времена звукозапись еще только зарождалась, и мы не можем услышать его гениальную игру хотя бы в записи. И только восторженные описания дают нам некоторое о ней представление. Поэтому хочется процитировать еще одно описание впечатления от его игры. «Он порабощал вас своей мощью, и он же увлекал вас своим изяществом, грациозностью исполнения, своим бурным, огненным темпераментом, своею теплотой и лаской... Играя, Рубинштейн творил, и творил неподражаемо, гениально. Игра Рубинштейна поражала своей простотой. Звук его был поразительно сочный и глубокий. Рояль звучал у него как целый оркестр, и не только в смысле силы звука, но и тембрового разнообразия» Трудно переоценить колоссальное значение деятельности А.Г.Рубинштейна для российской и мировой культуры вообще и музыкальной в частности. Он сблизил Россию с Европой и Америкой, познакомил мировую общественность с лучшими музыкальными произведениями русских композиторов. Его усилиями была создана Петербургская консерватория – одна из лучших в мире, где он сам учил мастерству молодых музыкантов. Он способствовал расширению музыкального образования в России. Создание школ намного повысило уровень композиторского и исполнительского искусства, вовлекло в него широкие массы талантливых людей. «Исторические концерты», которые он дал в целях просветительства, причислены к числу «самых выдающихся явлений музыкальной жизни» конца 19 века. Творчество Рубинштейна как композитора, его новаторство предшествовали талантам, которые пришли после него: П.И.Чайковский, С.В.Рахманинов и многие другие. Его гениальная фортепианная игра вдохновляла и учила молодых исполнителей, как в свое время его вдохновляла игра Ф.Листа. Библиография: Rubinstein, Anton. Autobiography. 1829-1889. Boston,1890. 171 c. Taylor, P.S. Anton Rubinstein. A Life in Music. Bloomington (IN),2007. 340 c. Статьи из Интернета. Нелли Зак |
В. Перов. Портрет Антона Рубинштейна (1870
портрет Антона Рубинштейна Бём
Первым силуэтом Бём был случайно нарисованный на обороте программки портрет Антона Рубинштейна на концерте в Дворянском Собрании «со всей фигурой и роялью - абсолютное совершенство, поразительное по выражению».
Сам Рубинштейн признался художнице, что это лучший из всех его портретов
Репин, Илья Ефимович Портрет А.Г. Рубинштейна. 1881. ГТГ
Репин, Илья Ефимович
Портрет А.Г. Рубинштейна. 1881. ГТГ
Холст, масло. 80 x 62,3
Государственная Третьяковская галерея, Москва
Рубинштейн А. Г. Из "Короба мыслей"
Рубинштейн А. Г. Из "Короба мыслей"
Автобиографический, точнее, дневниковый характер носит и "Короб мыслей" – несколько сот высказываний по самым разным вопросам искусства, истории, политики, нравов и т. д., часто в форме афоризмов (в переводе с немецкого на русский впервые опубликованы в 1904 году). Тщетной была бы попытка найти идейное единство в этой мозаичной ткани, не только пестрой, но и полной внутренних противоречий. Все же и здесь есть важные признания и заметки.
Рубинштейн вновь возвращается к ситуации, доставляющей ему много тяжелых переживаний: "Для евреев я – христианин, для христиан – еврей, для русских я – немец, для немцев – русский, для классиков я – новатор, для новаторов – ретроград и т. д
**************************************
О том, какое место деятельность и облик Рубинштейна занимали в отечественной культуре, свидетельствуют многочисленные и разнообразные источники и факты.
Вряд ли будет ошибкой утверждение, что ни один музыкант его времени не вошел с такой интенсивностью в сознание столь многих и столь выдающихся русских современников.
Его портреты написали В. Г. Перов,
И. Е. Репин,
И. Н. Крамской,
М. А. Врубель.
Ему посвящено множество стихотворений, – больше, чем какому-либо другому музыканту той эпохи.
Он упоминается в переписке А. И. Герцена с Н. П. Огаревым.
О нем с восхищением отзывались Лев Толстой и Тургенев.
Только популярность Чайковского начиная с конца 80-х годов можно сравнить со славой его учителя.
*******************************
Статуя А. Г. Рубинштейна, установленная в 1902 г. Консерватория в С-Петербурге
******************************************************************* Портрет композитора и пианиста А. Г. Рубинштейна. 1898. Гипс Специфической формой малой пластики стал разработанный Гинцбургом особый вид портретных статуэток, изображающих деятелей культуры и искусства и передающих их образы в состоянии повседневной творческой деятельности. Таковы гипсовые и бронзовые статуэтки художников И. И. Шишкина, В. В. Верещагина (обе 1892), И. Е. Репина (1897), В. И. Сурикова (1914), писателей Л. Н. Толстого (1891), М. Горького (1894), композитора и пианиста А. Г. Рубинштейна (1898)ГИНЦБУРГ (Гинзбург) Илья (Элиаш) Яковлевич 1859, Гродно - 1939, Ленинград ******************************************************** Памятник А.Г.Рубинштейну в Петродворце
Открыт 15 сентября 2005 г. Скульптор Г. Ястребенецкий. Архитектор С. Одновалов. Основой скульптурной бронзовой композиции послужил портрет, написанный И. Репиным. Композитор жил и работал в Петергофе с начала 1870-х годов более 20 лет. Его дача стала центром музыкальной жизни (во время войны дом был разрушен и в 1944 году разобран), он давал благотворительные концерты и жертвовал крупные суммы денег в пользу Петергофа, в частности, для мужской петергофской прогимназии (ныне носящей имя Императора Александра II) и приюта для бедных. В 1889 году, в ознаменование 50-летней музыкальной деятельности император Александр III присвоил Антону Григорьевичу звание Почетного гражданина Петергофа.
Место для установки монумента было выбрано очень удачно - сквер на углу Санкт-Петербургского проспекта и Правленской улицы находится в самом центре города и примыкает к гимназии Императора Александра II.
Автобиографический, точнее, дневниковый характер носит и "Короб мыслей" – несколько сот высказываний по самым разным вопросам искусства, истории, политики, нравов и т. д., часто в форме афоризмов (в переводе с немецкого на русский впервые опубликованы в 1904 году). Тщетной была бы попытка найти идейное единство в этой мозаичной ткани, не только пестрой, но и полной внутренних противоречий. Все же и здесь есть важные признания и заметки.
Рубинштейн вновь возвращается к ситуации, доставляющей ему много тяжелых переживаний: "Для евреев я – христианин, для христиан – еврей, для русских я – немец, для немцев – русский, для классиков я – новатор, для новаторов – ретроград и т. д
**************************************
О том, какое место деятельность и облик Рубинштейна занимали в отечественной культуре, свидетельствуют многочисленные и разнообразные источники и факты.
Вряд ли будет ошибкой утверждение, что ни один музыкант его времени не вошел с такой интенсивностью в сознание столь многих и столь выдающихся русских современников.
Его портреты написали В. Г. Перов,
И. Е. Репин,
И. Н. Крамской,
М. А. Врубель.
Ему посвящено множество стихотворений, – больше, чем какому-либо другому музыканту той эпохи.
Он упоминается в переписке А. И. Герцена с Н. П. Огаревым.
О нем с восхищением отзывались Лев Толстой и Тургенев.
Только популярность Чайковского начиная с конца 80-х годов можно сравнить со славой его учителя.
*******************************
Статуя А. Г. Рубинштейна, установленная в 1902 г. Консерватория в С-Петербурге
******************************************************************* Портрет композитора и пианиста А. Г. Рубинштейна. 1898. Гипс Специфической формой малой пластики стал разработанный Гинцбургом особый вид портретных статуэток, изображающих деятелей культуры и искусства и передающих их образы в состоянии повседневной творческой деятельности. Таковы гипсовые и бронзовые статуэтки художников И. И. Шишкина, В. В. Верещагина (обе 1892), И. Е. Репина (1897), В. И. Сурикова (1914), писателей Л. Н. Толстого (1891), М. Горького (1894), композитора и пианиста А. Г. Рубинштейна (1898)ГИНЦБУРГ (Гинзбург) Илья (Элиаш) Яковлевич 1859, Гродно - 1939, Ленинград ******************************************************** Памятник А.Г.Рубинштейну в Петродворце
Открыт 15 сентября 2005 г. Скульптор Г. Ястребенецкий. Архитектор С. Одновалов. Основой скульптурной бронзовой композиции послужил портрет, написанный И. Репиным. Композитор жил и работал в Петергофе с начала 1870-х годов более 20 лет. Его дача стала центром музыкальной жизни (во время войны дом был разрушен и в 1944 году разобран), он давал благотворительные концерты и жертвовал крупные суммы денег в пользу Петергофа, в частности, для мужской петергофской прогимназии (ныне носящей имя Императора Александра II) и приюта для бедных. В 1889 году, в ознаменование 50-летней музыкальной деятельности император Александр III присвоил Антону Григорьевичу звание Почетного гражданина Петергофа.
Место для установки монумента было выбрано очень удачно - сквер на углу Санкт-Петербургского проспекта и Правленской улицы находится в самом центре города и примыкает к гимназии Императора Александра II.
среда, 24 апреля 2013 г.
До Рубинштейна никто не давал исторических концертов в таком масштабе.
http://www.classicalforum.ru/index.php?topic=2157.10;wap2
Predlogoff:
До Рубинштейна никто не давал исторических концертов в таком масштабе.
Из каждой рубинштейновской программы другой пианист составил бы несколько концертных программ.
Г. Вольф, организатор концертов Рубинштейна, настойчиво уговаривал его сократить программы. Но Рубинштейн, по словам его жены, был неумолим и после споров с Вольфом прибавил еще несколько пьес.
Грандиозность программ поражала и музыкантов, и рядовых слушателей концертов.
Чайковский называл эти программы небывалыми по громадности и по трудности. Один из слушателей — литератор А.Жемчужников — записал в своем дневнике: «Сегодняшний концерт был посвящен Бетховену, и вот программа: восемь сонат Бетховена... Исполнение удивительное. Я не чувствовал ни малейшего утомления и не пропустил ни одной ноты. Титан Рубинштейн также, по-видимому, не чувствовал утомления. После одного из вызовов он сел за рояль и сыграл увертюру к «Эгмонту». Это после исполнения восьми сонат Бетховена!!!???!!!».
Итак, в цикле Исторических концертов было сделано обозрение клавирной и фортепианной музыки, начиная от произведений английских вёрджинелистов и кончая сочинениями русских композиторов второй половины XIX века. В программах не нашла места современная западноевропейская фортепианная музыка, в частности, произведения Брамса. Из семи концертов только один был отдан литературе XVI, XVII и XVIII веков, остальные шесть были посвящены музыке XIX века. И в построении цикла, и в выборе сочинений для каждого концерта сказалась субъективная позиция Рубинштейна. Это было вполне естественно. Но не все рецензенты это поняли, и после предварительного опубликования программ концертов некоторые из них стали упрекать Рубинштейна в недостаточной исторической объективности. Он же в своих письмах посмеивался и иронизировал по поводу «объективности», к которой его призывали. На защиту его позиции (после Исторических концертов в Москве) стал С.Казанский. Критик писал, что рубинштейновские исторические концерты — не курс истории фортепианной музыки. «Скорее это лишь общий взгляд, брошенный современным художником на прошлое и настоящее фортепианной музыки... Иного от художника трудно было и ожидать: это не учёный, дело которого — беспристрастно исследовать постепенное развитие форм того или иного искусства; у художника найдутся личные вкусы и симпатии, которые так или иначе неминуемо скажутся в выборе им эпох и произведений; и, на наш взгляд, преимущественный интерес последних концертов Рубинштейна состоял именно в том, что они как нельзя лучше выяснили нам личное отношение величайшего из современных пианистов к средствам и задачам фортепианной музыки». Техника Рубинштейна не только в своей цельности, но и в отдельных своих элементах отражала его неповторимую артистическую индивидуальность и одновременно на неё же и воздействовала. На это обратил внимание проницательный С.Казанский: «...Между художественною стороной его игры и техническою не может не быть известного соответствия. Так, в техническом отношении в игре его преимущественное внимание обращают на себя широкие арпеджио, полные аккорды, сильно развитой тон и т. д., то есть все то, что способствует бурному, страстному, порывистому характеру исполнения. Если наряду с этим легкие, нежные пассажи, ровность туше при едва слышном pianissimo и другие, противоположные первым, качества удаются Рубинштейну более, чем кому-либо, всё же не они составляют характернейшие черты его техники». Никогда, как известно, Рубинштейн не поражал и не стремился поражать слушателей обнаженным, самодовлеющим и броским техническим мастерством. Его огромная техника была в такой степени подчинена мысли и эмоции, что оставалась совершенно незамеченной, как не замечались и отдельные мимоходом задетые клавиши или случайно смазанные пассажи. Следует отдельно рассказать о руках Рубинштейна ! При взгляде на них, когда они не играли, обращала на себя внимание в первую очередь не их нервная чувствительность, а их сила. Казалось, что это руки человека, занимающегося тяжелым физическим трудом, или атлета — то ли молотобойца, то ли борца. Е. Цабелю и В. Стасову руки Рубинштейна напоминали лапы хищного зверя, пусть и облагороженные, но сохранившие свой первичный облик — приспособленность к схватыванию и обхватыванию предметов. Вот характерные черты рубинштейновских рук: атлетическая мускулатура от плечевого пояса и до кончиков пальцев; относительно длинные и очень широкие кости плеча и предплечья; кисть, сильно раздавшаяся в ширину, почти квадратная; короткие толстые пальцы, едва помещавшиеся между черных клавишей; мизинец почти такой же длины, как остальные пальцы, и настолько могучий и развитый, что, по словам самого Рубинштейна, одним лишь нажатием этого пальца на клавишу он мог сломать фортепианный молоточек. Руки Рубинштейна, казалось, показывали, сколько силы и энергии отпущено ему от природы. Эти тяжелые руки, составлявшие, как представлялось слушателям, какое-то неразрывное единство с клавиатурой, обладали ,не только поразительной ловкостью. Движения их во время игры были красивы, пластичны и, главное, выразительны. Естественная пианистическая «жестикуляция» Рубинштейна, обусловленная исполнявшейся музыкой, производила огромное впечатление. Казалось, что пальцы его рук, излучая какую-то нервную энергию, «лепят» звуковой образ, и образ этот становится осязаемым и зримым. Свою посадку за инструментом с характерным наклоном туловища к клавиатуре (очень точно переданную в известном силуэте Е. Бём) Рубинштейн выработал еще в молодости. Такая посадка, кроме всего прочего, позволяла свободно пользоваться движениями плечевого пояса, в частности вращением плеча. М. Курбатов, следивший на концертах за движениями рук Рубинштейна, находил, что при его посадке «клавиатура от самых низких басов до дискантов... так близко, под рукой, что самые крупные прыжки делать легко и ловко; руки висят гораздо спокойнее и мягче, чем обыкновенно». В 80-х годах Рубинштейн достиг в своем искусстве таких головокружительных высот, что сделался величайшим исполнителем второй половины прошлого века. Кого из современников поставить рядом с ним ? Никого ! Рубинштейна перестали сравнивать с кем-либо другим, называя, как в первой половине века Листа, «единственным» и «непревзойденным». Примечательны строки из письма С.Танеева к А.Аренскому: «На меня игра Антона Григорьевича производит совершенно особенное действие... Не могу не удержаться, чтобы не сказать, что, слушая игру Антона Григорьевича, я испытываю нечто такое, что при других обстоятельствах мне никогда не случается испытывать: какое-то жгучее чувство красоты, если так можно выразиться, красоты, которая не успокаивает, а скорее раздражает: я чувствую, как одна нота за другой точно меня насквозь прожигает: наслаждение так глубоко, так интенсивно, что оно как бы переходит в страдание». Всё то, чем жил и что вбирал в себя Рубинштейн, всё то, во что он всматривался и вслушивался, оставляло глубокие следы в его мыслях и гулко отзывалось в его сердце. Будь иначе, он не был бы великим артистом, и его исполнение на фортепиано нельзя было бы назвать, пользуясь его же формулировкой, «движением души». Начиная с 70-х годов и особенно в последний период его жизни трагические переживания раздирали его душу и сознание, хотя и не ослабляли его веры в будущее человечества. Эти думы и потрясения не могли не сказаться на его артистической палитре. Основные черты его героико-лирического и по-молодому вдохновенного искусства оставались прежними, но его исполнительские образы стали более напряжёнными, обостренными и достигли высокого «шекспировского» трагического накала. Об этой характерной особенности исполнительского искусства Рубинштейна писали в то время многие критики и мемуаристы. Говорил о них, по словам А.Соловцова, и его отец: «В игре Антона Рубинштейна особо сильное впечатление всегда производили сочинения трагические, и вообще трагическое... В пьесах и эпизодах, в которых пианисты не видели трагического или недостаточно его подчеркивали, Рубинштейн достигал высокого трагизма. Глубоко трагичной получалась прелюдия e-moll Шопена. На bis Рубинштейн охотно играл «Эгмонта» Бетховена (увертюру) в собственной транскрипции. Вся пьеса была окрашена в глубоко трагический колорит, кроме, конечно, заключения, которое звучало как ослепительно яркий, мощный победный гимн». Трагически трактовал Рубинштейн в 80-х годах Первую балладу Шопена; волшебно-таинственный и в то же время трагический характер он придавал пьесе Шумана «Des Abends»; взволнованностью и трагизмом отличалось исполнение «Крейслерианы». Рубинштейн привлекал внимание к трагическому началу и у Моцарта. По словам А. Брюлловой, в рубинштейновской интерпретации музыки Моцарта царили жизнерадостность и душевная ясность. «Но вдруг (и как Рубинштейн оттенял это!) у Моцарта среди этого праздника жизни врывалась глубоко трагическая нотка, напоминающая о смерти и тленности». Вполне очевидна просветительская направленность пианистического искусства Рубинштейна. Она заключалась не только в том, что артист «разъяснял» великие творения музыки и приобщал к искусству широкие круги слушателей, но и в другом: в отмеченной уже современности рубинштейновского пианизма, то есть в отражении в нем прогрессивных дум современников, во влиянии на их умы и, наконец, в том, что пианизм Рубинштейна противостоял мещанскому, мелкому и «усталому» творчеству ряда художников 80-х годов. Просветительская направленность пианистического искусства Рубинштейна сказалась и в самих программах его концертов. Он обладал поразительной памятью, быстрой и прочной, и, по словам знавших его музыкантов, мог спустя несколько десятилетий легко вспомнить (т.е. сыграть) произведение, которое слышал всего один раз. Такая память позволяла Рубинштейну владеть колоссальным пианистическим и дирижерским репертуаром. Он считал широкое владение репертуаром обязательным для артистов и порицал тех, кто ограничивал свое амплуа рамками произведений определенных жанров или стилей. Играя на память всю музыкальную литературу (в том числе и те произведения, которые он не любил, как, например, оперы Вагнера, фортепианную музыку Брамса), Рубинштейн проявлял, однако, глубокую принципиальность в отборе репертуара для концертов. Он не подчинялся моде, не снисходил до господствующих вкусов. В программы своих концертов он включал лишь произведения большой глубины, в том числе и малоизвестные, не могущие с первого раза найти отклик в широкой аудитории. Эти черты его искусства особенно стали привлекать к себе внимание слушателей в 80-х годах, когда многие другие артисты включали в свои концертные программы произведения мелкие, легковесные, а иногда и пошлые. Только вспомнив об этом, можно понять, почему рецензенты тех лет столько внимания уделяли программам рубинштейновских выступлений. А.Оссовский в некрологе на смерть великого артиста писал:
«...У Рубинштейна... была одна великая черта, достойная удивления и подражания: это строгая и просвещенная разборчивость в составлении программ концертов; места для плоскостей, пошлостей и фальши в них не было. Рубинштейн исполнял лишь ту музыку, которая только и может носить имя искусства, не позоря его. Опираясь на свою беспримерную популярность, он смело вел публику за собою к вершинам искусства, не заискивая у неё и не бросая ей лакомых кусков. В таком образе действии сквозит глубокая убеждённость, полная независимость, истинная «свобода» художника, о которой говорит Пушкин. Иногда, читая программу какого-нибудь концерта Рубинштейна, можно было пожалеть, зачем не помещено ещё того или иного произведения, но никогда не представлялось случая сказать, что такое-то сочинение, как плоскость, должно быть выключено совсем». Репертуар Рубинштейна был очень велик, но чаще всего и шире всего в программах его концертов были представлены произведения трех композиторов — Бетховена, Шумана и Шопена. В Рубинштейне было высоко развито чувство артистической ответственности. Перед выходом на эстраду он очень нервничал, в особенности в тех случаях, когда ему мешали сосредоточиться. Внутренний процесс подготовки к общению с публикой был для него не легок. Его отвлекали знакомые лица и раздражали даже тихие разговоры окружающих. Своей суровостью и мрачностью он стремился отгородиться от внешнего, обыденного и замкнуться в своем внутреннем мире. «.. .Рубинштейн,— вспоминал Л.Ауэр,— прежде чем появиться на концертной эстраде, всегда бегал взад и вперёд по комнате, как лев в клетке... Он бывал в это время совершенно неприступен». На эстраду Рубинштейн выходил предельно собранным и обычно настолько был поглощен содержанием исполняемого и общением со слушателями, что острое волнение, мучившее его в артистической, проходило. Но в тех случаях, когда какие-либо внешние причины выводили его из творческого состояния, он угасал, начинал играть вяло и приходил в результате этого в неистовое бешенство. Predlogoff: Летом 1885 года – года первых представлений исторических концертов - Рубинштейн жил, как обычно, в Петергофе. На этот раз он мало сочинял музыку и усиленно готовился к проведению задуманного цикла. Концерт, который он здесь дал (в зале Английского дворца) 14/26 июля в пользу гродненских погорельцев, включал произведения старинных авторов и русских композиторов, стоявшие в программах Исторических концертов, но которые он раньше публично не играл. Рубинштейн был многоопытным концертантом. И всё же он решил до того, как объездить с Историческими концертами крупнейшие центры Европы, проверить свою выносливость и память. С этой целью он направился в Одессу и здесь в последних числах сентября (по старому стилю) устроил репетиции Исторических концертов: по его приглашению в небольшом зале Витцмана собрались его знакомые и группа одесских музыкантов; перед этой маленькой аудиторией великий пианист, выступая в течение семи дней подряд, впервые сыграл цикл Исторических концертов. После этих «репетиций» началось грандиозное концертное турне. Вот хронограф выступлений Рубинштейна в сезоне 1885/1886 гг (через дробь приведены даты концертов с одинаковыми программами; последующие приезды Рубинштейна в один и тот же город в список не включены): 1885 г Берлин. Октябрь, 8/20, 11/23, 15/27, 19/31, 23/ноябрь, 4, 27/ноябрь, 8, 30/ноябрь, 11. Исторические концерты. Вена. Ноябрь, 6/18, 19/21, 13/25, 18/30, 22/декабрь, 4, 27/декабрь, 9. Исторические концерты. Декабрь, 5/17—12/24. Выступления перед венскими музыкантами и учащимися музыкальных учебных заведений: Бетховен. Все сонаты для ф-п. Прага. (?). Три концерта: Бетховен (по программе второго Исторического концерта).— Шуман (по программе четвертого Исторического концерта).— Шопен (по программе шестого Исторического концерта). 1886 г Петербург. Январь, 4/16, 11/23, 18/30, 25/февраль, 6, февраль, 1/13, 8/20, 15/27. Исторические концерты. Москва. Январь, 7/19, 14/26, 21/февраль, 2, 28/февраль, 9, февраль, 4/16, 11/23, 18/март, 2. Исторические концерты. Лейпциг. Февраль, 28/март, 12, март, 2/14, 9/21, 11/23, 15/27, 17/29, 19/31. Исторические концерты. Дрезден. Март, 3/15, 5/17, 10/22. Концерты (по программам Исторических концертов): Бетховен, Шуман, Шопен. Париж. Март, 24/апрель, 5, 27/апрель, 8, 31/апрель, 12, апрель, 3/15, 7/19, 10/22, 15/27. Исторические концерты Апрель, 16/28. Концерт в пользу Общества взаимопомощи русских художников в Париже. Брюссель. Апрель, 18/30, 20/май, 2, 22/май, 4. Концерты (по программам Исторических концертов): Бетховен, Шуман, Шопен. Утрехт. Апрель, 26/май, 8. Выступил в симфоническом концерте: Рубинштейн. Оратория «Потерянный рай». Прага. (?). Дирижировал спектаклем оперы «Фераморс». Париж. Апрель, 28/май, 10. Концерт: Пьесы Ф. Куперена, Рамо, Генделя, Моцарта, Шумана, Шуберта, Шопена, Листа и Рубинштейна. Лондон. Май, 6/18—30/июнь, 11. Исторические концерты. Ливерпуль. Май, 10/22 (около). Концерты. Манчестер. (?). Концерты. С октября 1885 по май 1886 года Рубинштейн дал 107 Исторических концертов ! К тому же в Вене после окончания цикла концертов он в течение недели ежедневно выступал перед учащимися музыкальных учебных заведений и местными музыкантами, сыграв одну за другой все сонаты Бетховена! В русских столицах концерты были организованы так, что за сравнительно короткий срок Рубинштейну пришлось выступить 28 раз — два концерта давать в Петербурге, затем сразу же два концерта в Москве, вновь играть в Петербурге, опять в Москве и т.д. Аплодисменты в начале и в середине концерта мешали Рубинштейну. В 80-х годах (в частности, во время Исторических концертов) он часто играл всю программу без перерывов либо делая два-три совсем коротких антракта. «Аплодисменты, вызовы,— вспоминала А. Брюллова,— были ему глубоко антипатичны. Я помню один концерт, в котором, чтобы не обрывать настроение хлопками, шумом, он сыграл всю программу, не вставая от рояля, переходя модулированием от одного номера к другому». О том же писал в дни, когда Рубинштейн давал в России Исторические концерты, и В.Баскин: «Рубинштейн почти беспрерывно играет весь концерт. . . Он переходит обыкновенно от одной пьесы к другой посредством чудесных, только ему свойственных модуляций, не давая возможности слушателю, таким образом, рассеяться и выразить свои восторги». Читая эти строки, следует вспомнить, что программа каждого из рубинштейновских концертов длилась обычно 3 - 3 с половиной часа. Всюду, где бы Рубинштейн ни выступал, его Исторические концерты вызывали энтузиазм аудитории. Наплыв публики был столь велик, что в ряде городов концерты приходилось переносить в самые обширные залы. Об отношении молодёжи к этим концертам рассказывает А. Исакова-Соколова: «Надо было видеть то живое волнение, какое охватило этот мир, когда обе столицы были приподняты выступлениями Антона Рубинштейна с его Историческими концертами; суетились, не знали ни времени, ни денег, ни сил для добычи билетов, собирались, заранее обсуждая программу и штудируя предстоящие номера, а после концерта обмениваясь своими восторгами». В Германии, Австрии, России, Франции и в Англии на Исторические концерты съезжались музыканты и любители музыки из различных городов этих стран. Стремясь выразить Рубинштейну восторженную благодарность, публика и музыканты устраивали торжественные чествования великого артиста, на которых обычно исполнялись отрывки из его музыкально-сценических произведений и читались посвященные ему стихи. В стихах русских поэтов неизменно говорилось о той «светлой надежде», которую — при всем драматизме и трагизме рубинштейновского искусства — оно вселяло в сердца современников. «Нужно сказать правду», — писал Чайковский после Исторических концертов, — что Рубинштейн достоин воздаваемых ему почестей. Кроме того, что он исключительно одарённый художник, но и человек он безусловно честный, великодушный, стоящий и всегда стоявший выше всех тех отвратительно мелочных дрязг, которыми переполнена жизнь всевозможных музыкальных кружков». С.Флёров писал: «Отзывы западноевропейской и русской печати об Исторических концертах А. Г. Рубинштейна составят со временем книгу, которая сохранит потомству впечатления, вызванные у современников великого русского пианиста его художественным подвигом, одиноко и беспримерно стоящим в истории искусства». Э.Ганслик находил, что рубинштейновский пианизм вливает свежую кровь в жилы европейцев и что «усталая Европа» (точнее: «Европа со своей усталой культурой»— Culturmude Europa») вынуждена покориться неистовой и в то же время столь естественной силе исполнительского искусства Рубинштейна. С.Казанский писал: «.. .В его исполнении, при всей его разносторонности, подчас слышатся такие страстные, могучие порывы, которые как бы выходят за пределы ощущений отдельной личности. В такие минуты Рубинштейн особенно увлекается и увлекает за собой слушателей; в такие минуты всего сильнее сказывается в нем эта способность объединять людей, заставлять сердца многих биться в унисон и проникаться одним общим настроением». Проведение цикла Исторических концертов потребовало от Рубинштейна огромного психического и физического напряжения. В письмах к матери он, успокаивая её, сообщал, что концерты его «ничуть не утомляют». Но это было не так. А. Исакова-Соколова так описывает состояние Рубинштейна в антракте одного из петербургских Исторических Концертов: «Я попала в артистическую комнату в последнем антракте. Великий Антон в изнеможении лежал, опрокинув голову на подушку и свесив с оттоманки бессильно поникшую правую руку. Глаза его — эти уже полуслепые, опущенные к наружным углам, какие-то потусторонние глаза — были закрыты большими морщинистыми веками, словно тяжелыми занавесками, которые только иногда, с трудом, на мгновение приподнимались...». Впрочем, во второй половине сезона и сам Рубинштейн стал признаваться, что начинает уставать. Рубинштейн был уже в пожилом возрасте, и его усталость и нервное напряжение росли с каждым концертом. В Париже во время дневного (повторного) пятого Исторического концерта, незадолго до окончания программы, Рубинштейн во время исполнения «Воспоминаний о Роберте-дьяволе» Листа неожиданно упал в обморок. Концерт прервали. Вечером, лежа в постели, он снова дважды терял сознание... Несмотря на это, он категорически отказался прервать турне и через два дня дал в Париже следующий Исторический концерт. Только в середине июня (нов. ст.) Рубинштейн закончил в Лондоне свой концертный сезон. Спустя несколько дней он был уже в Петергофе. Отсюда он писал матери: «Со вчерашнего дня я снова дома. Счастливо, с неслыханным художественным и материальным успехом преодолел все концертные мытарства. Я будто вновь родился. Начинаю новую, совсем иную жизнь (лучшую ли? — не знаю)». Predlogoff: Цитата: Predlogoff от Июль 19, 2009, 20:28:36 Рубинштейн закончил в Лондоне свой концертный сезон. Спустя несколько дней он был уже в Петергофе. Отсюда он писал матери: «Со вчерашнего дня я снова дома. Счастливо, с неслыханным художественным и материальным успехом преодолел все концертные мытарства. Я будто вновь родился. Начинаю новую, совсем иную жизнь (лучшую ли? — не знаю)». :)) Такие люди, как Антон Григорьевич, скучать не умеют :)) Не успев закончить сезон, в котором он сыграл 107 Исторических концертов, Рубинштейн принялся за осуществление ещё более грандиозного цикла Лекций по истории фортепианной литературы. Об этом информация в следующих постах. Predlogoff: В 1887 году А.Г.Рубинштейн вторично возглавил Петербуржскую консерваторию и принял решение ввести для учащихся, в первую очередь для будущих учителей музыки, курсы, которые позволили бы дать им широкое знание музыкальной литературы и ясное понимание истории ее развития. Для того чтобы заложить основы такого рода курсов, Рубинштейн решил сам провести занятия по дисциплине, названной им «История литературы фортепианной музыки». Этот, на первый взгляд, скромный замысел был осуществлен Рубинштейном с небывалым размахом и стал событием, которое привлекло к себе, судя по откликам прессы, внимание музыкантов многих стран. Впервые Рубинштейн провел свой курс, состоящий из 58-ми лекций-концертов (на нем было исполнено и прокомментировано 1302 произведения 78 авторов), в 1887/88 учебном году. Этот цикл занятий предназначался исключительно для учащихся-пианистов и в печати получил отражение только в виде восторженных откликов, лишенных, однако, конкретности. В следующем учебном году Рубинштейн снова начал вести свои занятия. В силу огромного к ним интереса они предназначались теперь для значительно более широкого круга слушателей - для всех пианистов, обучавшихся на старших курсах, для учеников теоретического отдела, педагогов консерватории, а также для других слушателей-музыкантов, не связанных с консерваторией Программа второго рубинштейновского курса (он состоял из 32 занятий) была несколько сокращена, но и теперь включала такое громадное количество пьес, что, по словам Кюи, «перед слушателями наглядно восстала картина развития фортепианной музыки как со стороны технической, так и идейной». Сначала предполагалось, что во втором рубинштейновском курсе будут рассмотрены произведения современных русских и зарубежных авторов, но недостаток времени и усталость не позволили лектору-исполнителю это сделать. Играл он на этих занятиях, по словам присутствовавших, «по-рубинштейновски, так, что у слушателей дух захватывало». Значительную часть пьес Рубинштейн исполнял наизусть и лишь изредка ставил перед собой ноты, в которые, однако, почти не заглядывал. Что касается самих лекций, то они обычно состояли из вступительных характеристик творчества отдельных композиторов (или группы композиторов) и краткого комментирования исполнявшихся произведений. Одну из главных задач своих лекций-концертов Антон Григорьевич видел в том, чтобы воспитать у слушателей понимание смысла, значения и целей музыкального искусства, и прежде всего — понимание взаимосвязи музыки и действительности. Он убеждал присутствующих на занятиях в том, что музыка выражает внутренний мир человека, а мир зтот, как полагал Рубинштейн, определяется его, человека, общественной и личной жизнью, социально-политическими событиями, характером культуры, национальными особенностями и окружающей природой. Рубинштейн считал, что для глубокого понимания путей развития музыки недостаточно ограничиться изучением творческого наследия великих композиторов, ибо не только они создают историю культуры, и поэтому нельзя проходить мимо сочинений композиторов второго и даже третьего рангов. Учащиеся, как он полагал, должны постичь в результате его занятий три важнейших момента: во-первых, особенности исторически обусловленных музыкальных стилей; во-вторых, главные идеи, которыми осознанно или неосознанно руководствовался в своем творчестве композитор; в-третьих, характерные, неповторимые черты данного музыкального произведения и его отличие от других сочинений того же автора. Рубинштейн обращался в своих пояснениях к кратким и нередко афористическим характеристикам тех или других фортепианных пьес. Цель его заключалась в том, чтобы ассоциациями и сравнениями разбудить музыкальную фантазию слушателей. Во многих случаях он привлекал внимание к композиционным приемам, использованным в произведении,— к соотношению частей в циклической форме, к особенностям гармоний, к характерным моментам фактуры... Многое из сказанного Рубинштейном на лекциях отличается точностью, яркостью и не потеряло своей актуальности и ныне. Вместе с тем в публикуемом курсе встречаются некоторые положения, которые не без оснований кажутся наивными, случайными, неубедительными, а то и ошибочными. Один из примеров — заключительные слова последней лекции о Шопене, которые он впоследствии в разной форме повторял,— мнение о том, что со смертью Шопена музыкальное творчество прекратилось и что хотя в написанном в послешопеновские годы «многое интересно, колоритно, но собственно творчества в нём нет». Второй курс занятий, проведенный Рубинштейном, записывался, судя по мемуарной литературе, многими лицами, но, к сожалению, не стенографировался. В печати сразу же после лекций или вскоре после них были опубликованы записи, сделанные тремя лицами: Ц. Кюи (сначала в журналах, а затем в виде брошюры), анонимным сотрудником (или сотрудниками?) журнала «Баян» и С. Кавос-Дехтеревой. Спустя ряд лет после проведения Рубинштейном лекций-концертов были опубликованы еще две их записи: одна, сделанная пианисткой А. Гиппиус, и другая (к ней в свое время привлек внимание С. Л. Гинзбург), принадлежащая перу латышского музыкального критика и органиста А. Каулиня. Перечисленные пять записей различаются по своему характеру и качеству. Лучшей из них и по содержанию и по литературному оформлению является запись Ц. Кюи. Она представляет собой лаконичный, пусть и несколько суховатый, конспект курса, дает ясное представление о ходе занятий, но содержит немало пропусков, главным образом в той части, где речь идет о старинной клавирной культуре, которая, видимо, мало интересовала Кюи. Записи неизвестного представителя журнала «Баян» также конспективны и притом очень неравномерны: одни лекции освещены с известной полнотой, другие — предельно кратки. В книге Кавос-Дехтеревой (речь о той её части, в которой описан рубинштейновский курс), построенной в форме полекционных записей, отражена эмоциональная сторона занятий, сохранена в ряде случаев прямая речь лектора, но без всякого отбора существенное и интересное соседствует со случайным, наивным, дилетантским и... явной отсебятиной. Хорошо и квалифицированно выполнены записи Гиппиус: они передают саму атмосферу лекций-концертов, и в них излагается ряд важных замечаний Антона Григорьевича (часто в виде его прямой речи). К сожалению, Гиппиус записала только небольшую часть занятий по курсу. Что касается Каулиня, то он, как и Кавос-Дехтерева, излагает курс, идя от лекции к лекции. Как справедливо отметил С.Л.Гинзбург, «Каулинь привел в точном виде лишь часть высказываний Рубинштейна, а остальные передал в виде пересказа, и это не всегда даёт возможность установить, какие именно мысли принадлежали самому автору». В начале 70-х годов покойный профессор С. Л. Гинзбург опубликовал текст лекций Рубинштейна, записанный Кюи, с подстрочными примечаниями-дополнениями из записей других лиц. Эта публикация сделана с большой тщательностью и безусловно заслуживает уважительного к себе отношения. Однако эта публикация составлена по-другому. Дать исчерпывающее изложение содержания рубинштейновских лекций по сохранившимся материалам невозможно. Но можно попытаться дать относительно полное представление об этом курсе. Сделать это можно только одним путем — путём монтажа имеющихся записей. За основу взят конспект Кюи, и он оставлен без изменений (исправлены лишь явные опечатки, уточнены некоторые имена и фамилии и внесены две-три всюду оговоренные поправки), а в соответствующих местах в него вмонтированы дополнения и уточнения, заимствованные из записей Кавос-Дехтеревой, сотрудника «Баяна», Гиппиус и в двух-трех случаях Каулиня. Вставки эти легко различимы: каждая из них взята в кавычки, а в конце назван автор. Весь текст Лекций, зафиксированных различными людьми, разбит на небольшие главки, перед которыми поставлены соответствующие заголовки.
До Рубинштейна никто не давал исторических концертов в таком масштабе.
Из каждой рубинштейновской программы другой пианист составил бы несколько концертных программ.
Г. Вольф, организатор концертов Рубинштейна, настойчиво уговаривал его сократить программы. Но Рубинштейн, по словам его жены, был неумолим и после споров с Вольфом прибавил еще несколько пьес.
Грандиозность программ поражала и музыкантов, и рядовых слушателей концертов.
Чайковский называл эти программы небывалыми по громадности и по трудности. Один из слушателей — литератор А.Жемчужников — записал в своем дневнике: «Сегодняшний концерт был посвящен Бетховену, и вот программа: восемь сонат Бетховена... Исполнение удивительное. Я не чувствовал ни малейшего утомления и не пропустил ни одной ноты. Титан Рубинштейн также, по-видимому, не чувствовал утомления. После одного из вызовов он сел за рояль и сыграл увертюру к «Эгмонту». Это после исполнения восьми сонат Бетховена!!!???!!!».
Итак, в цикле Исторических концертов было сделано обозрение клавирной и фортепианной музыки, начиная от произведений английских вёрджинелистов и кончая сочинениями русских композиторов второй половины XIX века. В программах не нашла места современная западноевропейская фортепианная музыка, в частности, произведения Брамса. Из семи концертов только один был отдан литературе XVI, XVII и XVIII веков, остальные шесть были посвящены музыке XIX века. И в построении цикла, и в выборе сочинений для каждого концерта сказалась субъективная позиция Рубинштейна. Это было вполне естественно. Но не все рецензенты это поняли, и после предварительного опубликования программ концертов некоторые из них стали упрекать Рубинштейна в недостаточной исторической объективности. Он же в своих письмах посмеивался и иронизировал по поводу «объективности», к которой его призывали. На защиту его позиции (после Исторических концертов в Москве) стал С.Казанский. Критик писал, что рубинштейновские исторические концерты — не курс истории фортепианной музыки. «Скорее это лишь общий взгляд, брошенный современным художником на прошлое и настоящее фортепианной музыки... Иного от художника трудно было и ожидать: это не учёный, дело которого — беспристрастно исследовать постепенное развитие форм того или иного искусства; у художника найдутся личные вкусы и симпатии, которые так или иначе неминуемо скажутся в выборе им эпох и произведений; и, на наш взгляд, преимущественный интерес последних концертов Рубинштейна состоял именно в том, что они как нельзя лучше выяснили нам личное отношение величайшего из современных пианистов к средствам и задачам фортепианной музыки». Техника Рубинштейна не только в своей цельности, но и в отдельных своих элементах отражала его неповторимую артистическую индивидуальность и одновременно на неё же и воздействовала. На это обратил внимание проницательный С.Казанский: «...Между художественною стороной его игры и техническою не может не быть известного соответствия. Так, в техническом отношении в игре его преимущественное внимание обращают на себя широкие арпеджио, полные аккорды, сильно развитой тон и т. д., то есть все то, что способствует бурному, страстному, порывистому характеру исполнения. Если наряду с этим легкие, нежные пассажи, ровность туше при едва слышном pianissimo и другие, противоположные первым, качества удаются Рубинштейну более, чем кому-либо, всё же не они составляют характернейшие черты его техники». Никогда, как известно, Рубинштейн не поражал и не стремился поражать слушателей обнаженным, самодовлеющим и броским техническим мастерством. Его огромная техника была в такой степени подчинена мысли и эмоции, что оставалась совершенно незамеченной, как не замечались и отдельные мимоходом задетые клавиши или случайно смазанные пассажи. Следует отдельно рассказать о руках Рубинштейна ! При взгляде на них, когда они не играли, обращала на себя внимание в первую очередь не их нервная чувствительность, а их сила. Казалось, что это руки человека, занимающегося тяжелым физическим трудом, или атлета — то ли молотобойца, то ли борца. Е. Цабелю и В. Стасову руки Рубинштейна напоминали лапы хищного зверя, пусть и облагороженные, но сохранившие свой первичный облик — приспособленность к схватыванию и обхватыванию предметов. Вот характерные черты рубинштейновских рук: атлетическая мускулатура от плечевого пояса и до кончиков пальцев; относительно длинные и очень широкие кости плеча и предплечья; кисть, сильно раздавшаяся в ширину, почти квадратная; короткие толстые пальцы, едва помещавшиеся между черных клавишей; мизинец почти такой же длины, как остальные пальцы, и настолько могучий и развитый, что, по словам самого Рубинштейна, одним лишь нажатием этого пальца на клавишу он мог сломать фортепианный молоточек. Руки Рубинштейна, казалось, показывали, сколько силы и энергии отпущено ему от природы. Эти тяжелые руки, составлявшие, как представлялось слушателям, какое-то неразрывное единство с клавиатурой, обладали ,не только поразительной ловкостью. Движения их во время игры были красивы, пластичны и, главное, выразительны. Естественная пианистическая «жестикуляция» Рубинштейна, обусловленная исполнявшейся музыкой, производила огромное впечатление. Казалось, что пальцы его рук, излучая какую-то нервную энергию, «лепят» звуковой образ, и образ этот становится осязаемым и зримым. Свою посадку за инструментом с характерным наклоном туловища к клавиатуре (очень точно переданную в известном силуэте Е. Бём) Рубинштейн выработал еще в молодости. Такая посадка, кроме всего прочего, позволяла свободно пользоваться движениями плечевого пояса, в частности вращением плеча. М. Курбатов, следивший на концертах за движениями рук Рубинштейна, находил, что при его посадке «клавиатура от самых низких басов до дискантов... так близко, под рукой, что самые крупные прыжки делать легко и ловко; руки висят гораздо спокойнее и мягче, чем обыкновенно». В 80-х годах Рубинштейн достиг в своем искусстве таких головокружительных высот, что сделался величайшим исполнителем второй половины прошлого века. Кого из современников поставить рядом с ним ? Никого ! Рубинштейна перестали сравнивать с кем-либо другим, называя, как в первой половине века Листа, «единственным» и «непревзойденным». Примечательны строки из письма С.Танеева к А.Аренскому: «На меня игра Антона Григорьевича производит совершенно особенное действие... Не могу не удержаться, чтобы не сказать, что, слушая игру Антона Григорьевича, я испытываю нечто такое, что при других обстоятельствах мне никогда не случается испытывать: какое-то жгучее чувство красоты, если так можно выразиться, красоты, которая не успокаивает, а скорее раздражает: я чувствую, как одна нота за другой точно меня насквозь прожигает: наслаждение так глубоко, так интенсивно, что оно как бы переходит в страдание». Всё то, чем жил и что вбирал в себя Рубинштейн, всё то, во что он всматривался и вслушивался, оставляло глубокие следы в его мыслях и гулко отзывалось в его сердце. Будь иначе, он не был бы великим артистом, и его исполнение на фортепиано нельзя было бы назвать, пользуясь его же формулировкой, «движением души». Начиная с 70-х годов и особенно в последний период его жизни трагические переживания раздирали его душу и сознание, хотя и не ослабляли его веры в будущее человечества. Эти думы и потрясения не могли не сказаться на его артистической палитре. Основные черты его героико-лирического и по-молодому вдохновенного искусства оставались прежними, но его исполнительские образы стали более напряжёнными, обостренными и достигли высокого «шекспировского» трагического накала. Об этой характерной особенности исполнительского искусства Рубинштейна писали в то время многие критики и мемуаристы. Говорил о них, по словам А.Соловцова, и его отец: «В игре Антона Рубинштейна особо сильное впечатление всегда производили сочинения трагические, и вообще трагическое... В пьесах и эпизодах, в которых пианисты не видели трагического или недостаточно его подчеркивали, Рубинштейн достигал высокого трагизма. Глубоко трагичной получалась прелюдия e-moll Шопена. На bis Рубинштейн охотно играл «Эгмонта» Бетховена (увертюру) в собственной транскрипции. Вся пьеса была окрашена в глубоко трагический колорит, кроме, конечно, заключения, которое звучало как ослепительно яркий, мощный победный гимн». Трагически трактовал Рубинштейн в 80-х годах Первую балладу Шопена; волшебно-таинственный и в то же время трагический характер он придавал пьесе Шумана «Des Abends»; взволнованностью и трагизмом отличалось исполнение «Крейслерианы». Рубинштейн привлекал внимание к трагическому началу и у Моцарта. По словам А. Брюлловой, в рубинштейновской интерпретации музыки Моцарта царили жизнерадостность и душевная ясность. «Но вдруг (и как Рубинштейн оттенял это!) у Моцарта среди этого праздника жизни врывалась глубоко трагическая нотка, напоминающая о смерти и тленности». Вполне очевидна просветительская направленность пианистического искусства Рубинштейна. Она заключалась не только в том, что артист «разъяснял» великие творения музыки и приобщал к искусству широкие круги слушателей, но и в другом: в отмеченной уже современности рубинштейновского пианизма, то есть в отражении в нем прогрессивных дум современников, во влиянии на их умы и, наконец, в том, что пианизм Рубинштейна противостоял мещанскому, мелкому и «усталому» творчеству ряда художников 80-х годов. Просветительская направленность пианистического искусства Рубинштейна сказалась и в самих программах его концертов. Он обладал поразительной памятью, быстрой и прочной, и, по словам знавших его музыкантов, мог спустя несколько десятилетий легко вспомнить (т.е. сыграть) произведение, которое слышал всего один раз. Такая память позволяла Рубинштейну владеть колоссальным пианистическим и дирижерским репертуаром. Он считал широкое владение репертуаром обязательным для артистов и порицал тех, кто ограничивал свое амплуа рамками произведений определенных жанров или стилей. Играя на память всю музыкальную литературу (в том числе и те произведения, которые он не любил, как, например, оперы Вагнера, фортепианную музыку Брамса), Рубинштейн проявлял, однако, глубокую принципиальность в отборе репертуара для концертов. Он не подчинялся моде, не снисходил до господствующих вкусов. В программы своих концертов он включал лишь произведения большой глубины, в том числе и малоизвестные, не могущие с первого раза найти отклик в широкой аудитории. Эти черты его искусства особенно стали привлекать к себе внимание слушателей в 80-х годах, когда многие другие артисты включали в свои концертные программы произведения мелкие, легковесные, а иногда и пошлые. Только вспомнив об этом, можно понять, почему рецензенты тех лет столько внимания уделяли программам рубинштейновских выступлений. А.Оссовский в некрологе на смерть великого артиста писал:
«...У Рубинштейна... была одна великая черта, достойная удивления и подражания: это строгая и просвещенная разборчивость в составлении программ концертов; места для плоскостей, пошлостей и фальши в них не было. Рубинштейн исполнял лишь ту музыку, которая только и может носить имя искусства, не позоря его. Опираясь на свою беспримерную популярность, он смело вел публику за собою к вершинам искусства, не заискивая у неё и не бросая ей лакомых кусков. В таком образе действии сквозит глубокая убеждённость, полная независимость, истинная «свобода» художника, о которой говорит Пушкин. Иногда, читая программу какого-нибудь концерта Рубинштейна, можно было пожалеть, зачем не помещено ещё того или иного произведения, но никогда не представлялось случая сказать, что такое-то сочинение, как плоскость, должно быть выключено совсем». Репертуар Рубинштейна был очень велик, но чаще всего и шире всего в программах его концертов были представлены произведения трех композиторов — Бетховена, Шумана и Шопена. В Рубинштейне было высоко развито чувство артистической ответственности. Перед выходом на эстраду он очень нервничал, в особенности в тех случаях, когда ему мешали сосредоточиться. Внутренний процесс подготовки к общению с публикой был для него не легок. Его отвлекали знакомые лица и раздражали даже тихие разговоры окружающих. Своей суровостью и мрачностью он стремился отгородиться от внешнего, обыденного и замкнуться в своем внутреннем мире. «.. .Рубинштейн,— вспоминал Л.Ауэр,— прежде чем появиться на концертной эстраде, всегда бегал взад и вперёд по комнате, как лев в клетке... Он бывал в это время совершенно неприступен». На эстраду Рубинштейн выходил предельно собранным и обычно настолько был поглощен содержанием исполняемого и общением со слушателями, что острое волнение, мучившее его в артистической, проходило. Но в тех случаях, когда какие-либо внешние причины выводили его из творческого состояния, он угасал, начинал играть вяло и приходил в результате этого в неистовое бешенство. Predlogoff: Летом 1885 года – года первых представлений исторических концертов - Рубинштейн жил, как обычно, в Петергофе. На этот раз он мало сочинял музыку и усиленно готовился к проведению задуманного цикла. Концерт, который он здесь дал (в зале Английского дворца) 14/26 июля в пользу гродненских погорельцев, включал произведения старинных авторов и русских композиторов, стоявшие в программах Исторических концертов, но которые он раньше публично не играл. Рубинштейн был многоопытным концертантом. И всё же он решил до того, как объездить с Историческими концертами крупнейшие центры Европы, проверить свою выносливость и память. С этой целью он направился в Одессу и здесь в последних числах сентября (по старому стилю) устроил репетиции Исторических концертов: по его приглашению в небольшом зале Витцмана собрались его знакомые и группа одесских музыкантов; перед этой маленькой аудиторией великий пианист, выступая в течение семи дней подряд, впервые сыграл цикл Исторических концертов. После этих «репетиций» началось грандиозное концертное турне. Вот хронограф выступлений Рубинштейна в сезоне 1885/1886 гг (через дробь приведены даты концертов с одинаковыми программами; последующие приезды Рубинштейна в один и тот же город в список не включены): 1885 г Берлин. Октябрь, 8/20, 11/23, 15/27, 19/31, 23/ноябрь, 4, 27/ноябрь, 8, 30/ноябрь, 11. Исторические концерты. Вена. Ноябрь, 6/18, 19/21, 13/25, 18/30, 22/декабрь, 4, 27/декабрь, 9. Исторические концерты. Декабрь, 5/17—12/24. Выступления перед венскими музыкантами и учащимися музыкальных учебных заведений: Бетховен. Все сонаты для ф-п. Прага. (?). Три концерта: Бетховен (по программе второго Исторического концерта).— Шуман (по программе четвертого Исторического концерта).— Шопен (по программе шестого Исторического концерта). 1886 г Петербург. Январь, 4/16, 11/23, 18/30, 25/февраль, 6, февраль, 1/13, 8/20, 15/27. Исторические концерты. Москва. Январь, 7/19, 14/26, 21/февраль, 2, 28/февраль, 9, февраль, 4/16, 11/23, 18/март, 2. Исторические концерты. Лейпциг. Февраль, 28/март, 12, март, 2/14, 9/21, 11/23, 15/27, 17/29, 19/31. Исторические концерты. Дрезден. Март, 3/15, 5/17, 10/22. Концерты (по программам Исторических концертов): Бетховен, Шуман, Шопен. Париж. Март, 24/апрель, 5, 27/апрель, 8, 31/апрель, 12, апрель, 3/15, 7/19, 10/22, 15/27. Исторические концерты Апрель, 16/28. Концерт в пользу Общества взаимопомощи русских художников в Париже. Брюссель. Апрель, 18/30, 20/май, 2, 22/май, 4. Концерты (по программам Исторических концертов): Бетховен, Шуман, Шопен. Утрехт. Апрель, 26/май, 8. Выступил в симфоническом концерте: Рубинштейн. Оратория «Потерянный рай». Прага. (?). Дирижировал спектаклем оперы «Фераморс». Париж. Апрель, 28/май, 10. Концерт: Пьесы Ф. Куперена, Рамо, Генделя, Моцарта, Шумана, Шуберта, Шопена, Листа и Рубинштейна. Лондон. Май, 6/18—30/июнь, 11. Исторические концерты. Ливерпуль. Май, 10/22 (около). Концерты. Манчестер. (?). Концерты. С октября 1885 по май 1886 года Рубинштейн дал 107 Исторических концертов ! К тому же в Вене после окончания цикла концертов он в течение недели ежедневно выступал перед учащимися музыкальных учебных заведений и местными музыкантами, сыграв одну за другой все сонаты Бетховена! В русских столицах концерты были организованы так, что за сравнительно короткий срок Рубинштейну пришлось выступить 28 раз — два концерта давать в Петербурге, затем сразу же два концерта в Москве, вновь играть в Петербурге, опять в Москве и т.д. Аплодисменты в начале и в середине концерта мешали Рубинштейну. В 80-х годах (в частности, во время Исторических концертов) он часто играл всю программу без перерывов либо делая два-три совсем коротких антракта. «Аплодисменты, вызовы,— вспоминала А. Брюллова,— были ему глубоко антипатичны. Я помню один концерт, в котором, чтобы не обрывать настроение хлопками, шумом, он сыграл всю программу, не вставая от рояля, переходя модулированием от одного номера к другому». О том же писал в дни, когда Рубинштейн давал в России Исторические концерты, и В.Баскин: «Рубинштейн почти беспрерывно играет весь концерт. . . Он переходит обыкновенно от одной пьесы к другой посредством чудесных, только ему свойственных модуляций, не давая возможности слушателю, таким образом, рассеяться и выразить свои восторги». Читая эти строки, следует вспомнить, что программа каждого из рубинштейновских концертов длилась обычно 3 - 3 с половиной часа. Всюду, где бы Рубинштейн ни выступал, его Исторические концерты вызывали энтузиазм аудитории. Наплыв публики был столь велик, что в ряде городов концерты приходилось переносить в самые обширные залы. Об отношении молодёжи к этим концертам рассказывает А. Исакова-Соколова: «Надо было видеть то живое волнение, какое охватило этот мир, когда обе столицы были приподняты выступлениями Антона Рубинштейна с его Историческими концертами; суетились, не знали ни времени, ни денег, ни сил для добычи билетов, собирались, заранее обсуждая программу и штудируя предстоящие номера, а после концерта обмениваясь своими восторгами». В Германии, Австрии, России, Франции и в Англии на Исторические концерты съезжались музыканты и любители музыки из различных городов этих стран. Стремясь выразить Рубинштейну восторженную благодарность, публика и музыканты устраивали торжественные чествования великого артиста, на которых обычно исполнялись отрывки из его музыкально-сценических произведений и читались посвященные ему стихи. В стихах русских поэтов неизменно говорилось о той «светлой надежде», которую — при всем драматизме и трагизме рубинштейновского искусства — оно вселяло в сердца современников. «Нужно сказать правду», — писал Чайковский после Исторических концертов, — что Рубинштейн достоин воздаваемых ему почестей. Кроме того, что он исключительно одарённый художник, но и человек он безусловно честный, великодушный, стоящий и всегда стоявший выше всех тех отвратительно мелочных дрязг, которыми переполнена жизнь всевозможных музыкальных кружков». С.Флёров писал: «Отзывы западноевропейской и русской печати об Исторических концертах А. Г. Рубинштейна составят со временем книгу, которая сохранит потомству впечатления, вызванные у современников великого русского пианиста его художественным подвигом, одиноко и беспримерно стоящим в истории искусства». Э.Ганслик находил, что рубинштейновский пианизм вливает свежую кровь в жилы европейцев и что «усталая Европа» (точнее: «Европа со своей усталой культурой»— Culturmude Europa») вынуждена покориться неистовой и в то же время столь естественной силе исполнительского искусства Рубинштейна. С.Казанский писал: «.. .В его исполнении, при всей его разносторонности, подчас слышатся такие страстные, могучие порывы, которые как бы выходят за пределы ощущений отдельной личности. В такие минуты Рубинштейн особенно увлекается и увлекает за собой слушателей; в такие минуты всего сильнее сказывается в нем эта способность объединять людей, заставлять сердца многих биться в унисон и проникаться одним общим настроением». Проведение цикла Исторических концертов потребовало от Рубинштейна огромного психического и физического напряжения. В письмах к матери он, успокаивая её, сообщал, что концерты его «ничуть не утомляют». Но это было не так. А. Исакова-Соколова так описывает состояние Рубинштейна в антракте одного из петербургских Исторических Концертов: «Я попала в артистическую комнату в последнем антракте. Великий Антон в изнеможении лежал, опрокинув голову на подушку и свесив с оттоманки бессильно поникшую правую руку. Глаза его — эти уже полуслепые, опущенные к наружным углам, какие-то потусторонние глаза — были закрыты большими морщинистыми веками, словно тяжелыми занавесками, которые только иногда, с трудом, на мгновение приподнимались...». Впрочем, во второй половине сезона и сам Рубинштейн стал признаваться, что начинает уставать. Рубинштейн был уже в пожилом возрасте, и его усталость и нервное напряжение росли с каждым концертом. В Париже во время дневного (повторного) пятого Исторического концерта, незадолго до окончания программы, Рубинштейн во время исполнения «Воспоминаний о Роберте-дьяволе» Листа неожиданно упал в обморок. Концерт прервали. Вечером, лежа в постели, он снова дважды терял сознание... Несмотря на это, он категорически отказался прервать турне и через два дня дал в Париже следующий Исторический концерт. Только в середине июня (нов. ст.) Рубинштейн закончил в Лондоне свой концертный сезон. Спустя несколько дней он был уже в Петергофе. Отсюда он писал матери: «Со вчерашнего дня я снова дома. Счастливо, с неслыханным художественным и материальным успехом преодолел все концертные мытарства. Я будто вновь родился. Начинаю новую, совсем иную жизнь (лучшую ли? — не знаю)». Predlogoff: Цитата: Predlogoff от Июль 19, 2009, 20:28:36 Рубинштейн закончил в Лондоне свой концертный сезон. Спустя несколько дней он был уже в Петергофе. Отсюда он писал матери: «Со вчерашнего дня я снова дома. Счастливо, с неслыханным художественным и материальным успехом преодолел все концертные мытарства. Я будто вновь родился. Начинаю новую, совсем иную жизнь (лучшую ли? — не знаю)». :)) Такие люди, как Антон Григорьевич, скучать не умеют :)) Не успев закончить сезон, в котором он сыграл 107 Исторических концертов, Рубинштейн принялся за осуществление ещё более грандиозного цикла Лекций по истории фортепианной литературы. Об этом информация в следующих постах. Predlogoff: В 1887 году А.Г.Рубинштейн вторично возглавил Петербуржскую консерваторию и принял решение ввести для учащихся, в первую очередь для будущих учителей музыки, курсы, которые позволили бы дать им широкое знание музыкальной литературы и ясное понимание истории ее развития. Для того чтобы заложить основы такого рода курсов, Рубинштейн решил сам провести занятия по дисциплине, названной им «История литературы фортепианной музыки». Этот, на первый взгляд, скромный замысел был осуществлен Рубинштейном с небывалым размахом и стал событием, которое привлекло к себе, судя по откликам прессы, внимание музыкантов многих стран. Впервые Рубинштейн провел свой курс, состоящий из 58-ми лекций-концертов (на нем было исполнено и прокомментировано 1302 произведения 78 авторов), в 1887/88 учебном году. Этот цикл занятий предназначался исключительно для учащихся-пианистов и в печати получил отражение только в виде восторженных откликов, лишенных, однако, конкретности. В следующем учебном году Рубинштейн снова начал вести свои занятия. В силу огромного к ним интереса они предназначались теперь для значительно более широкого круга слушателей - для всех пианистов, обучавшихся на старших курсах, для учеников теоретического отдела, педагогов консерватории, а также для других слушателей-музыкантов, не связанных с консерваторией Программа второго рубинштейновского курса (он состоял из 32 занятий) была несколько сокращена, но и теперь включала такое громадное количество пьес, что, по словам Кюи, «перед слушателями наглядно восстала картина развития фортепианной музыки как со стороны технической, так и идейной». Сначала предполагалось, что во втором рубинштейновском курсе будут рассмотрены произведения современных русских и зарубежных авторов, но недостаток времени и усталость не позволили лектору-исполнителю это сделать. Играл он на этих занятиях, по словам присутствовавших, «по-рубинштейновски, так, что у слушателей дух захватывало». Значительную часть пьес Рубинштейн исполнял наизусть и лишь изредка ставил перед собой ноты, в которые, однако, почти не заглядывал. Что касается самих лекций, то они обычно состояли из вступительных характеристик творчества отдельных композиторов (или группы композиторов) и краткого комментирования исполнявшихся произведений. Одну из главных задач своих лекций-концертов Антон Григорьевич видел в том, чтобы воспитать у слушателей понимание смысла, значения и целей музыкального искусства, и прежде всего — понимание взаимосвязи музыки и действительности. Он убеждал присутствующих на занятиях в том, что музыка выражает внутренний мир человека, а мир зтот, как полагал Рубинштейн, определяется его, человека, общественной и личной жизнью, социально-политическими событиями, характером культуры, национальными особенностями и окружающей природой. Рубинштейн считал, что для глубокого понимания путей развития музыки недостаточно ограничиться изучением творческого наследия великих композиторов, ибо не только они создают историю культуры, и поэтому нельзя проходить мимо сочинений композиторов второго и даже третьего рангов. Учащиеся, как он полагал, должны постичь в результате его занятий три важнейших момента: во-первых, особенности исторически обусловленных музыкальных стилей; во-вторых, главные идеи, которыми осознанно или неосознанно руководствовался в своем творчестве композитор; в-третьих, характерные, неповторимые черты данного музыкального произведения и его отличие от других сочинений того же автора. Рубинштейн обращался в своих пояснениях к кратким и нередко афористическим характеристикам тех или других фортепианных пьес. Цель его заключалась в том, чтобы ассоциациями и сравнениями разбудить музыкальную фантазию слушателей. Во многих случаях он привлекал внимание к композиционным приемам, использованным в произведении,— к соотношению частей в циклической форме, к особенностям гармоний, к характерным моментам фактуры... Многое из сказанного Рубинштейном на лекциях отличается точностью, яркостью и не потеряло своей актуальности и ныне. Вместе с тем в публикуемом курсе встречаются некоторые положения, которые не без оснований кажутся наивными, случайными, неубедительными, а то и ошибочными. Один из примеров — заключительные слова последней лекции о Шопене, которые он впоследствии в разной форме повторял,— мнение о том, что со смертью Шопена музыкальное творчество прекратилось и что хотя в написанном в послешопеновские годы «многое интересно, колоритно, но собственно творчества в нём нет». Второй курс занятий, проведенный Рубинштейном, записывался, судя по мемуарной литературе, многими лицами, но, к сожалению, не стенографировался. В печати сразу же после лекций или вскоре после них были опубликованы записи, сделанные тремя лицами: Ц. Кюи (сначала в журналах, а затем в виде брошюры), анонимным сотрудником (или сотрудниками?) журнала «Баян» и С. Кавос-Дехтеревой. Спустя ряд лет после проведения Рубинштейном лекций-концертов были опубликованы еще две их записи: одна, сделанная пианисткой А. Гиппиус, и другая (к ней в свое время привлек внимание С. Л. Гинзбург), принадлежащая перу латышского музыкального критика и органиста А. Каулиня. Перечисленные пять записей различаются по своему характеру и качеству. Лучшей из них и по содержанию и по литературному оформлению является запись Ц. Кюи. Она представляет собой лаконичный, пусть и несколько суховатый, конспект курса, дает ясное представление о ходе занятий, но содержит немало пропусков, главным образом в той части, где речь идет о старинной клавирной культуре, которая, видимо, мало интересовала Кюи. Записи неизвестного представителя журнала «Баян» также конспективны и притом очень неравномерны: одни лекции освещены с известной полнотой, другие — предельно кратки. В книге Кавос-Дехтеревой (речь о той её части, в которой описан рубинштейновский курс), построенной в форме полекционных записей, отражена эмоциональная сторона занятий, сохранена в ряде случаев прямая речь лектора, но без всякого отбора существенное и интересное соседствует со случайным, наивным, дилетантским и... явной отсебятиной. Хорошо и квалифицированно выполнены записи Гиппиус: они передают саму атмосферу лекций-концертов, и в них излагается ряд важных замечаний Антона Григорьевича (часто в виде его прямой речи). К сожалению, Гиппиус записала только небольшую часть занятий по курсу. Что касается Каулиня, то он, как и Кавос-Дехтерева, излагает курс, идя от лекции к лекции. Как справедливо отметил С.Л.Гинзбург, «Каулинь привел в точном виде лишь часть высказываний Рубинштейна, а остальные передал в виде пересказа, и это не всегда даёт возможность установить, какие именно мысли принадлежали самому автору». В начале 70-х годов покойный профессор С. Л. Гинзбург опубликовал текст лекций Рубинштейна, записанный Кюи, с подстрочными примечаниями-дополнениями из записей других лиц. Эта публикация сделана с большой тщательностью и безусловно заслуживает уважительного к себе отношения. Однако эта публикация составлена по-другому. Дать исчерпывающее изложение содержания рубинштейновских лекций по сохранившимся материалам невозможно. Но можно попытаться дать относительно полное представление об этом курсе. Сделать это можно только одним путем — путём монтажа имеющихся записей. За основу взят конспект Кюи, и он оставлен без изменений (исправлены лишь явные опечатки, уточнены некоторые имена и фамилии и внесены две-три всюду оговоренные поправки), а в соответствующих местах в него вмонтированы дополнения и уточнения, заимствованные из записей Кавос-Дехтеревой, сотрудника «Баяна», Гиппиус и в двух-трех случаях Каулиня. Вставки эти легко различимы: каждая из них взята в кавычки, а в конце назван автор. Весь текст Лекций, зафиксированных различными людьми, разбит на небольшие главки, перед которыми поставлены соответствующие заголовки.
Ярлыки:
Антон Рубинштейн,
Рубинштейн ЛЕКЦИИ
Подписаться на:
Сообщения (Atom)