НЕХЕМИЯ БЕН ХАХАЛИЯ (445—424 до н. э.) / Клаузнер, Иосеф Гедалия (1874-1958) Гл V

V

Двенадцать лет Нехемия был наместником Иудеи (445—433). 

Когда Артаксеркс отозвал его назад в столицу Сузы, жизнь в Иудее была уже упорядочена, и он оставил Иерусалим со спокойной душой.
Когда люди услышали, что в Торе говорится:
”Аммонитянин и моавитянин не может войти в общину Господню”,
они обязались расстаться с чужеземными женами.
Все было как будто в полном порядке, и народ якобы выполнял по доброй воле все то, чего ранее требовал от него Эзра, но не сумел провести в жизнь, и что только теперь было осуществлено по настоянию Нехемии.

Но как только Нехемия покинул Иудею, как только народ почувствовал, что в Иудее нет больше сильного и уполномоченного правительством человека, сразу же проявилась отрицательная реакция народа, который, по всей вероятности, возмущался реформами Нехемии еще в его бытность в Иерусалиме, но не осмеливался выступать против него.
Мы уже отмечали, что первосвященник Эльяшив не подписал ”договор”.
 Как же он мог подписать запрет родниться с чужеземцами, если его внук Менашше, сын его сына Иояды, породнился с самым заклятым врагом евреев — самаритянином Сан-баллатом и взял его дочь Никасо себе в жены?
Да и сам Эльяшив был родственником Товии, и наглость этого первосвященника была столь велика, что он выделил аммонитянину Товии или его семье помещение во дворе Храма, в святом месте, где священники хранили храмовую утварь, предназначенные для жертвоприношений припасы и ладан!
 Народ перестал давать священникам и левитам приношения и десятину.
 По субботам деревенское население давило виноград, навьючивало ослов и привозило копны сжатого хлеба в Иерусалим. Тиряне — палестинские купцы — привозили по субботам рыбу и различные товары и продавали их.

Но что было особенно опасным для молодого государства — так это смешанные браки,возобновившиеся после отъезда Нехемии, а быть может, и не прекращавшиеся даже в его бытность.
Евреи женились на ашдодянках, аммонитянках и моавитянках или возвращали себе чужеземных жен, с которыми уже развелись.
 В результате дети воспитывались не в национальном духе, а в духе ассимиляторства, пусть даже и не умышленно.
 Дети, рожденные от таких браков, ”наполовину говорят по-ашдодски или языком других народов, и не умеют говорить по-иудейски” (Нехемия 13:23).
 Что же могло быть лучшей преградой ассимиляции, как не национальный еврейский язык, бывший одновременно и языком национальной Торы?

Нехемии, по-видимому, опять сообщили, что новому населению грозит опасность, и он поторопился вторично приехать в Иерусалим (431—424).
Это и есть вторая репатриация, когда Эзра уже не упоминается.
 Видимо, к тому времени великий родоначальник книжников уже скончался.

Убедившись, что даже Тора не помогла, Нехемия не нашел ничего лучшего, как прибегнуть к силе.
 Когда не действуют слова, необходимы строгие меры.
Без лишних слов выкинул он пожитки Товии из выделенного тому помещения в Храме, а узнав, что левиты не получают от народа причитающуюся им долю и, спасаясь от голода, ушли из Иерусалима на свои поля на границе страны, он учредил склады провианта для левитов, а для распределения его среди них назначил особую ”комиссию”, в которую вошли священник, писец, левит и простой израильтянин.
Он запрещает всякую торговлю по субботам, ссорится с вельможами Иудеи, которые допускают осквернение субботы и сами оскверняют ее, приказывает запирать ворота Иерусалима на все субботние часы и наказывает своим прислужникам следить, чтобы не вносили в город никакого товара в субботу.
 А когда разносчики и разные торговцы пытаются ночевать за стеной у ворот, чтобы покупатели выходили к ним в субботу, Нехемия предупреждает, что если это повторится, то он с ними расправится.
Они перестают являться по субботам.

Что же касается чужеземных жен, дети которых говорили по-ашдодски и не умели говорить по-еврейски, то этим Нехемия возмущался больше всего.
Он вступил в ссору с их мужьями и упрекал их, говоря, что если даже царя Соломона, ”который был любим Богом, ...чужеземные жены ввели в грех”, то тем более введут они в грех мужей в несвободной Иудее.
 Он не только упрекал, но и проклинал их, а некоторых ”бил, рвал у них волосы и заклинал Богом”, чтобы перестали так поступать.
Менашше, внука первосвященника Эльяшива и зятя Санбаллата, Нехемия выгнал из Иерусалима.
По словам Иосифа Флавия, этот Менашше, муж Никасо, дочери Санбаллата, основал храм на горе Гризим около Шхема, вокруг которого сосредоточились самаритяне и живут там по сей день.

Нельзя отрицать, что изгнание чужеземных жен было жестоким актом.
Правда, евреи, женившиеся на чужеземках, очевидно из-за них бросали своих еврейских жен, а те ”обливали слезами жертвенник Господа с рыданием и воплем” (Малахи 2:13), так как трудно себе представить, чтобы чужеземные жены, покинутые мужьями, приходили выплакаться перед чужим для них Богом.
Все же в этом была большая жестокость, как и в изгнании самаритян, происходивших в большинстве своем — как уже было сказано — из десяти колен израилевых, среди которых ассимилировались некоторые привезенные жители Кута.
 В этом проявился религиозный ригоризм (”Выше всего закон!”).
 Но, даже если акт был жестоким, он был необходим.
 Иначе немногочисленные евреи исчезли бы, растворившись в массе инородцев.

В жизни нации бывают моменты, когда перестают действовать обычные критерии добра и зла, милосердия и жестокости.
Тогда вступает в силу иной критерий — инстинкт самосохранения!
Тяжелую операцию проделали Эзра и Нехемия на теле народа.
 Но если бы не эта операция, то начавшееся разложение распространилось бы на весь организм. Пораженный орган надо было ампутировать. К сожалению, все великие исторические моменты сопровождаются актами жестокости.

Без ”кровопускания”, против которого, правда, живущий в нас гуманизм решительно восстает, не обходится ни один момент в истории человечества.
 Такой великий момент для еврейства наступил в дни Эзры и Нехемии.
”Быть или не быть — вот в чем вопрос!”
Смешанные браки грозили существованию народа и цельности иудаизма.
Если бы евреи абсорбировали самаритян, иудаизм лишился бы своего содержания.
Не следует забывать, что евреи, вернувшиеся в Сион, прошли через горнило пленения и изгнания.
Жизнь на чужбине и сопровождавшие ее страдания сделали их восприимчивыми к словам пророков.
 Самаритяне же, хотя в большинстве и происходили из Десяти колен, не прошли этой суровой школы.
Они не имели ни Иеремии, ни Иехезкеля, ни ВтороИсайи. Поэтому, если бы евреи слились с самаритянами, иудаизм не смог бы сохраниться в своей пророческой возвышенности и чистоте.
Самаритяне не смогли бы усвоить иудаизм и претворить его в свою плоть и кровь, как претворили его евреи, потому что для самаритян иудаизм был бы чуждым элементом, привнесенным извне, не вызревшим в глубине их души.
Если бы они приняли иудаизм, то скорее всего видоизменили бы его до неузнаваемости.
Так поступили чужие народы с христианством, которое они заимствовали у евреев и так перемешали с язычеством, что стерся его еврейский облик.

Итак, перед Эзрой и Нехемией были два выхода: допустить стирание еврейской национальной формы или произвести тяжелую операцию.
 Оба руководителя, духовный и государственный, из двух зол выбрали меньшее.
Они сделали это, исходя, главным образом, не из религиозных соображений (религия запрещала родниться не с самаритянами, а только с аммонитяна-ми и моавитянами), а руководствуясь национальным чувством, которое в чрезвычайных условиях повелевает не уступать ни на йоту и ожесточаться, повинуясь инстинкту самосохранения.
 В такие моменты требуется суровый и решительный государственный деятель, способный даже на жестокие действия — не из жестокосердия или ради личной выгоды, а движимый только пламенной верой в идею и непоколебимым убеждением, что иначе невозможно.

Таким государственным деятелем оказался Нехемия — не Эзра, который был ученым книжником и священником, но не был бесстрашным и решительным деятелем.

Во второй книге Хасмонеев (1:18-29; 2:13-14) рассказывается, что Нехемия построил Храм с жертвенником и освятил его жертвоприношениями, а для огня нашел густую жидкость нефта, которую назвал нефтар, что значит ”очищение” (очевидно, это была нефть).
 Там же о нем рассказывается, что он собрал все записи, касающиеся царей и пророков, псалмы Давида, а также ”письма царей относительно их пожертвований”.
Таким образом он создал ”библиотеку”.
Значит, Нехемия заботился и о чисто духовной стороне иудаизма.
 Он не только опубликовал вместе с Эзрой Пятикнижие, но и был первым собирателем Священного писания, в которое вошли многие материалы из Пророков и Писаний.
В этом он был предшественником Иехуды Маккавея — тоже великого государственного деятеля и великого полководца, который уделял много внимания национальному укладу народа и собиранию Священного писания.