Александр МАЙКАПАР Рассказ Тита Ливия и картина Жака Луи Давида “Клятва Горациев”

НАУЧНЫЕ ЧТЕНИЯ
 Александр МАЙКАПАР http://art.1september.ru/view_article.php?id=201000312
 Литературная программа живописного шедевра
 Рассказ Тита Ливия и картина Жака Луи Давида “Клятва Горациев” Цикл очерков, который мы предлагаем вниманию читателей, посвящен сюжетам, заимствованным художниками из литературных источников.
 Цикл очерков, который мы предлагаем вниманию читателей, посвящен сюжетам, заимствованным художниками из литературных источников. Рассказывая о сюжетах европейской живописи, мы не раз должны будем обратиться к литературным памятникам, точно так же, как это делали сами художники, выбирая темы для своих картин и гравюр. Без знания источников мы не в состоянии понять очень многие сюжеты.

Основная проблема для художника, использующего литературный материал при создании картины, заключается в том, как средствами живописи — искусства пространственного — передать образы искусства временнoго, каковым является литература. Иными словами, как ряд последовательных событий литературного произведения выразить в картине, которую мы созерцаем всю в один момент и сразу. Старые европейские мастера порой демонстрируют чудеса изобретательности в решении этой задачи. Примечательно, что Тициан употреблял термин “поэзия” для характеристики своих картин, считая их визуальным эквивалентом стихов (это особенно касалось его работ, основанных на “Метаморфозах” Овидия).

Простой перечень литературных памятников, важных для понимания европейской живописи, занял бы много страниц. И это лишь для сюжетов, получивших широкое распространение, то есть таких, на которые писали многие художники. К этому нужно добавить сюжеты, которые фигурируют, быть может, только у одного художника и в единственном произведении, но, если не знать литературной программы, картина останется непонятной. Совершенно очевидно, что таких произведений очень много. В искусствоведении имеется отдельная и очень важная наука — иконография, занимающаяся изучением именно сюжетного материала и открывающая для нас литературные программы живописных произведений.

Для первого очерка мы выбрали сюжет, получивший название “Клятва Горациев”. В сущности, он может показаться случайным, поскольку таких сюжетов и литература, и живопись знают очень большое количество. Мы остановились на нем, потому что один из эскизов Жака Луи Давида к этой картине представлен в Государственном музее изобразительных искусств имени А.С. Пушкина в Москве на выставке “Лики истории”, приуроченной к фестивалю “Декабрьские вечера-2009”.

Трудно с точностью сказать, что всплывает в нашей памяти раньше при упоминании семейства Горациев — картина Жака Луи Давида “Клятва Горациев” или драматический рассказ древнеримского историка Тита Ливия об установлении владычества Рима. Вероятно, все-таки картина Давида известна больше. Но понять ее во всей полноте психологических аллюзий, не зная рассказа Ливия, нельзя. Поэтому мы начнем с рассказа.

Жак Луи Давид. Клятва Горациев. 1784. Лувр, Париж

Тит Ливий (ок. 59 г. до н.э. — 17 г. н.э.) — древнеримский историк, родился в Падуе. Его “История Рима от основания города” состояла из 142 книг, из которых сохранились только 35. Он описал все типы морального правления — хорошего и плохого; его характеристики дали художникам многочисленные сюжеты для написания картин.

Рассказ о битве Горациев с Куриациями, на основе которого создана картина Жака Луи Давида, содержится в первой книге “Истории Рима”. Этот рассказ переработал Шарль Роллен в своей 16-томной “Римской истории” (1761–1767).

Почти одновременно с французским изданием этот труд в 60-е гг. XVIII в. вышел на русском языке в переводе В.К.Тредиаковского.

Ж.Л.Давид опирался на изложение Роллена как на литературный текст для своей картины. Мы же, характеризуя картину и ее сюжет, будем отталкиваться от первоисточника — рассказа Тита Ливия.

В соответствии с программой, составленной в 1776 г. графом Анживийе, директором Управления королевских строений, предполагалось создание серии больших исторических полотен, “призванных оживить добродетели и патриотические чувства”. Для этой серии Жак Луи Давид должен был написать картину на сюжет битвы Горациев с Куриациями.

Вот начало этого рассказа у Тита Ливия:

Было тогда в каждой из ратей по трое братьев-близнецов, равных и возрастом, и силой. Это были, как знает каждый, Горации и Куриации, и едва ли есть предание древности, известное более широко; но и в таком ясном деле не обошлось без путаницы насчет того, к какому народу принадлежали Горации, к какому Куриации. Писатели расходятся во мнениях, но большая часть, насколько я могу судить, зовет римлян Горациями, к ним хотелось бы присоединиться и мне. Цари обращаются к близнецам, предлагая им обнажить мечи — каждому за свое отечество: той стороне достанется власть, за какою будет победа. Возражений нет, сговариваются о времени и месте. Прежде чем начался бой, между римлянами и альбанцами был заключен договор на таких условиях: чьи граждане победят в схватке, тот народ будет мирно властвовать над другим.

Следует отметить, что в пространно изложенной истории этой драмы у Тита Ливия нет упоминания собственно о клятве, которую приносят Горации, то есть о том моменте, который именно и изобразил Давид. Можно полагать, что подобную клятву принесли и Куриации; мы, однако, не знаем картин, запечатлевших события с позиций Куриациев. И первоначально художник намеревался написать картину, иллюстрирующую другой момент истории — речь Горация-отца в защиту сына (об этом ниже).

Вражда между римлянами и альбанцами грозила привести к войне. Тогда согласились на турнир между тремя представителями каждой стороны — от римского рода Горациев и противостоящего рода Куриациев.

Когда заключили договор, — продолжает рассказ Тит Ливий, — близнецы, как было условлено, берутся за оружие. С обеих сторон ободряют своих: на их оружие, на их руки смотрят сейчас отеческие боги, отечество и родители, все сограждане — и дома и в войске. Бойцы, и от природы воинственные, и ободряемые криками, выступают на середину меж двумя ратями. Оба войска сели перед своими лагерями, свободные от прямой опасности, но не от тревоги — спор ведь шел о первенстве и решение зависело от доблести и удачи столь немногих. В напряженном ожидании все чувства обращаются к зрелищу, отнюдь не тешащему глаз.

Подают знак, и шесть юношей с оружием наизготове, по трое, как два строя, сходятся, вобрав в себя весь пыл двух больших ратей. И те и другие думают не об опасности, грозящей им самим, но о господстве или рабстве, ожидающем весь народ, о грядущей судьбе своего отечества, находящейся теперь в собственных их руках. Едва только в первой сшибке стукнули щиты, сверкнули блистающие мечи, глубокий трепет охватывает всех, и, покуда ничто не обнадеживает ни одну из сторон, голос и дыхание застывают в горле.

Джузеппе Чезаре. Битва Горациев с Куриациями.Фрагмент. Музей Капитолия, Рим

В результате поединка в живых остался только один из Горациев, как мы видим на картине Джузеппе Чезаре, хотя, согласно рассказу Тита Ливия, всё выглядело не совсем так: Гораций-победитель расправился со своими врагами, применив особую тактику боя. Итак, Рим был объявлен победителем.

Обстоятельства этой битвы очень интересны. Они не раз служили материалом для анализа тактики ведения военного боя. Тит Ливий пишет:

Когда бойцы сошлись грудь на грудь и уже можно было видеть не только движение тел и мельканье клинков и щитов, но и раны и кровь, трое альбанцев были ранены, а двое римлян пали. Их гибель исторгла крик радости у альбанского войска, а римские легионы оставила уже всякая надежда… они сокрушались об участи последнего, которого обступили трое Куриациев. Волею случая он был невредим, и если против всех вместе бессилен, то каждому порознь грозен. Чтобы разъединить противников, он обращается в бегство, рассчитав, что преследователи бежать будут так, как позволит каждому рана. Уже отбежал он на какое-то расстоянье от места боя, как, оглянувшись, увидел, что догоняющие разделены немалыми промежутками и один совсем близко. Против этого и обращается он в яростном натиске, и, покуда альбанское войско кричит Куриациям, чтобы поторопились на помощь брату, победитель Гораций, убив врага, уже устремляется в новую схватку. Теперь римляне поддерживают своего бойца криком, какой всегда поднимают при неожиданном обороте поединка сочувствующие зрители, и Гораций спешит закончить сражение.

Итак, он, прежде чем смог подоспеть последний, который был недалеко, приканчивает еще одного Куриация: и вот уже военное счастье сравнялось — противники остались один на один, но не равны у них были ни надежды, ни силы. Римлянин, целый и невредимый, одержавший двойную победу, был грозен, идя в третий бой; альбанец, изнемогший от раны, изнемогший от бега, сломленный зрелищем гибели братьев, покорно становится под удар. И то не было боем. Римлянин восклицает, ликуя: “Двоих я принес в жертву теням моих братьев, третьего отдам на жертвенник того дела, ради которого идет эта война, чтобы римлянин властвовал над альбанцем”. Ударом сверху вонзает он меч в горло противнику, едва держащему щит; с павшего снимает доспехи”.

Драматизм этой битвы усугубляется тем обстоятельством, что два эти рода — Горациев и Куриациев — не просто представляли враждующие племена, но, согласно древней традиции, братья Горации были двоюродными братьями Куриациям. Считалось, что их матери были сестрами из Альбы-Лонги (город, основанный за триста лет до Рима). Великий французский драматург XVII в. Пьер Корнель, написавший в 1639 г. пьесу “Гораций”, одной из завязок драмы делает именно кровные узы, связывающие эти два рода, оказавшиеся во вражеских лагерях. По Корнелю, Сабина — жена Горация (победителя) и сестра Куриациев, тогда как Камилла — возлюбленная одного из братьев Куриациев и сестра Горациев. Корнель выразительно описал, какие моральные страдания испытывают из-за клановой вражды герои, связанные между собой кровными узами.

Монолог Сабины (действие I, явление 1):

Сабина

Гораций — римлянин. Увы, обычай прав.
Я стала римлянкой, его женою став.
Но мне б супружество жестоким рабством было,
Когда бы в Риме я о родине забыла.
О Альба, где очам блеснул впервые свет!
Как нежно я ее любила с детских лет!
Теперь мы с ней в войне, и тяжки наши беды;
Но для меня разгром не тяжелей победы.
Пусть на тебя, о Рим, восстанет вражий меч,
Который ненависть во мне бы смог зажечь!
Но рать альбанская с твоей сразится ратью,
В одной из них мой муж, в другой – родные братья,
Посмею ли богам бессмертным докучать,
Преступно их моля тебе победу дать?
Я знаю: молода еще твоя держава,
И укрепит ее воинственная слава,
И ей высокий рок переступить велел
Латинской вотчины завещанный предел.

Победа любой из сторон в этой борьбе для Сабины трагедия, точно так же как и для Камиллы. Ж.Л.Давид сумел передать отчаянное положение этих женщин.

Римляне встретили Горация ликованием и поздравлениями, и тем большей была их радость, чем ближе они прежде были к отчаянию. Обе стороны занялись погребением своих мертвых, но с далеко не одинаковыми чувствами — ведь одни возобладали, а другие проиграли. Гробницы можно видеть до сих пор и на тех самых местах, где пал каждый: две римские вместе, ближе к Альбе, три альбанские поодаль, ближе к Риму, и врозь — именно так, как бойцы сражались.

Гробница и рассказ Тита Ливия вдохновили многих художников.

Ричард Уильсон. Пейзаж с гробницей Горациев и Куриациев в Тиволи.1754. Национальный музей западного искусства, Токио

Неизвестный художник XVIII века. Мавзолей Горациев

Гораций-победитель, увидев, что его сестра Камилла, просватанная за одного из Куриациев, скорбит по возлюбленному, врагу их рода, пришел в негодование. (Заметим, что вспышка гнева Горация-победителя труднообъяснима, поскольку он тоже имел жену из вражеского рода.)

И вот новая трагедия.

Первым шел Гораций, неся тройной доспех, перед Капенскими воротами его встретила сестра, которая была просватана за одного из Куриациев; узнав на плечах брата плащ жениха, вытканный ею самою, она распускает волосы и, плача, окликает жениха по имени. Свирепую душу юноши возмутили сестрины вопли, омрачавшие его победу и великую радость всего народа. Выхватив меч, он заколол девушку, воскликнув при этом: “Отправляйся к жениху с твоею не в пору пришедшей любовью! Ты забыла о братьях — о мертвых и о живом,— забыла об отечестве. Так да погибнет всякая римлянка, что станет оплакивать неприятеля!”

Федор (Фиделио) Бруни принялся за первую большую картину — “Смерть Камиллы, сестры Горация”, не достигнув еще 22-летнего возраста. Картина была выставлена в 1824 г. в Риме, в Капитолии, и принесла автору немалую известность. В Петербурге она появилась лишь через десять лет. За нее Бруни получил звание академика.

Ф. Бруни. Смерть Камиллы, сестры Горация. 1824.
Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Гораций-победитель, обвиненный в убийстве — без суда и следствия — свободной римлянки, каковой по статусу была Камилла, был приговорен к смертной казни. Таков был римский закон. Но исполнение приговора было отсрочено по апелляции его отца.

Ж.Л. Давид. Речь Горация-отца

Речь отца Горациев, как ее передал Тит Ливий, очень выразительна:

На суде особенно сильно тронул собравшихся Публий Гораций-отец, объявивший, что дочь свою он считает убитой по праву: случись по-иному, он сам наказал бы сына отцовскою властью. Потом он просил всех, чтоб его, который так недавно был обилен потомством, не оставляли вовсе бездетным. Обняв юношу и указывая на доспехи Куриациев, прибитые на месте, что ныне зовется “Горациевы копья”, старик говорил: “Неужели, квириты, того же, кого только что видели вступающим в город в почетном убранстве, торжествующим победу, вы сможете видеть с колодкой на шее, связанным, меж плетьми и распятием? Даже взоры альбанцев едва ли могли бы вынести столь безобразное зрелище! Ступай, ликтор, свяжи руки, которые совсем недавно, вооруженные, принесли римскому народу господство. Обмотай голову освободителю нашего города; подвесь его к зловещему дереву; секи его, хоть внутри городской черты — но непременно меж этими копьями и вражескими доспехами, хоть вне городской черты — но непременно меж могил Куриациев. Куда ни уведете вы этого юношу, повсюду почетные отличия будут защищать его от позора казни!”

Народ не вынес ни слез отца, ни равного перед любою опасностью спокойствия духа самого Горация — его оправдали скорее из восхищения доблестью, нежели по справедливости.

Следует признать, что рисунок Давида живо передает всю гамму чувств Горация-отца.

* * *

Этот сюжет был популярен не только в живописи. Он известен как тема произведений разных искусств и жанров.

Бронзовые часы со всей очевидностью подтверждают популярность и влияние картины Жака Луи Давида: их украшают персонажи его “Клятвы Горациев”. Однако следует отметить, что сюжет декора здесь включает также и сцену битвы и победы в ней одного из Горациев. Это можно увидеть в барельефе на базе (постаменте) часов.

Часы “Клятва Горациев”. Ок. 1805 Бронза. Париж

Рассказ Ливия стал основой и для двух драматических произведений: помимо П. Корнеля, уже в XX веке этот сюжет использовал Бертольд Брехт в пьесе “Горации и Куриации”. Пьеса написана в 1934 г., ею завершался цикл “учебных”, или “поучительных”, как их обозначил сам Брехт, пьес. Профессор Ганс Майер, исследователь творчества писателя, следующим образом определяет идею этой пьесы: “Умение мыслить важнее материального превосходства. Временные победы не должны располагать к преждевременному ликованию, все дело в окончательной победе. И поражения могут быть обращены в победы”.

На этот сюжет было написано по крайней мере три оперы. Их авторами были (кстати, все итальянцы):

Доменико Чимароза. Опера “Горации и Куриации”. Написана на либретто Антонио Сографи по трагедии Пьера Корнеля. Первое представление состоялось в венецианском театре Ла Фениче 26 декабря 1796 г. На премьере опера провалилась, и разочарованный Чимароза тотчас оставил город. Но уже следующий спектакль прошел с огромным успехом. Всего за сезон опера была исполнена 48 раз. Вскоре она была поставлена в Париже и далее обошла все крупнейшие европейские сцены.

Антонио Сальери. Опера “Горации” (1786) была написана для Парижа, где картина Ж.Л.Давида уже два года вызывала восторг. Имя Сальери здесь тоже было хорошо известно, хотя это его сочинение встретили прохладно, что не лишило композитора доверия публики.

Джузеппе Саверио Рафаэле Меркаданте. Опера “Горации и Куриации” (1846). Написана в жанре лирической трагедии на либретто Сальвадоре Самморано, основанном на рассказе Тита Ливия. Премьера состоялась на сцене театра Сан-Карло в Неаполе.

Нет сомнений в том, что художники, выбирая для картины моменты этой истории, полагали само собой разумеющимся, что зрители знают рассказ Тита Ливия, и в их воображении одна сцена — либо клятва братьев, либо момент сражения, либо убийство братом сестры, либо страстная речь Горация-отца — воскресит душераздирающую историю в ее полном виде. Это знание обогащает наше восприятие отдельно взятой картины, и ее смысловые “обертоны” должны звучать в нашем сознании.