Александр МАЙКАПАР Божественная Комедия Данте и старые мастера

НАУЧНЫЕ ЧТЕНИЯ

 https://art.1september.ru/view_article.php?ID=201001114

Александр МАЙКАПАР

Литературная программа живописного шедевра

Божественная Комедия

Данте и старые мастера

СТАТЬЯ ПЕРВАЯ

Данте и старые мастера (N15/2010)СТАТЬЯ 3Я; 
Александр Майкапар Литературная программа живописного шедевра. Божественная комедия. Данте и старые мастера (N14/2010) СТАТЬЯ 2Я;  
Александр Майкапар Литературная программа живописного шедевра. Божественная комедия (N11/2010)


Начало цикла см. в № 3, 7, 8/2010

Многие художники на протяжении вот уже более семисот лет иллюстрируют величайшее творение человеческого духа — “Божественную комедию” Данте. В этом очерке, состоящем из трех частей (в соответствии с частями “Божественной комедии”), мы рассмотрим иллюстрации главным образом старых мастеров, но уделим особое внимание мало известному нашему читателю и зрителю замечательному образцу книжной иллюстрации — кодексу середины XV века, хранящемуся в Британской библиотеке.

Первоначально кодекс принадлежал Альфонсу V, королю Арагонскому, Неаполитанскому и Сицилийскому (правил с 1416 по 1458 г.); его герб изображен на первом листе внизу.

Приамо делла Кверча. Ад.Иллюстрация на 1-м листе

Затем кодекс несколько раз менял владельцев. В XIX в. он принадлежал сеньору Луису Майансу, который, в свою очередь, продал его в 1901 г. Генри Йатес Томпсону, известному британскому коллекционеру иллюминированных манускриптов. И только после его смерти кодекс оказался в Британской библиотеке.

Приамо делла Кверча. Ад. Песнь I

Иллюстрации к кодексу выполнили два итальянских художника: к “Аду” и “Чистилищу” — Приамо делла Кверча, к “Раю” — Джованни ди Паоло.

Подробно рассматривая иллюстрации (в кодексе их 115), мы увидим, как художники, с одной стороны, интерпретируют дантовский текст, а с другой — делают все его образы зримыми, понятными для нас. Мы убеждены, что истинный смысл этих замечательных образцов книжной миниатюры не может быть понят без детального знания поэмы. Будет интересно сравнить, как разные художники трактовали одни и те же сюжеты и обстоятельства поэмы.

Великое творение Данте за столетия своего существования обросло огромным количеством толкований и комментариев (пояснения к поэме совершенно необходимы), и большие циклы иллюстраций — это тоже своего рода комментарий.

“Ад”. Песнь I. Лес. Холм спасения. Три зверя. Вергилий

На первый взгляд может показаться, что на этой иллюстрации много персонажей — большинство из них в голубых хитонах и один — в красном. В действительности же здесь всего два действующих лица поэмы — Данте (в голубом) и Вергилий (в красном). Именно их изобразил художник в заглавной букве первой терцины песни. Эта иллюстрация относится не к одному какому-то эпизоду, а ко всей песне — моменты рассказа нанизаны, словно кадры кинофильма. Этот метод изображения — развивающаяся во времени история — был очень распространен. Достаточно привести один пример — знаменитую фреску Мазаччо “Чудо со статиром”, на которой Петр изображен трижды в трех эпизодах одной евангельской истории.

Мазаччо. Чудо со статиром. Ок. 1425.
Капелла Бранкаччи, церковь Санта-Мария дель Кармине, Флоренция

Что касается рассматриваемых нами иллюстраций к поэме в кодексе XV века, то в таком своем виде герои предстанут и на следующих страницах книги. Их облачение — это своего рода атрибуты; по ним мы идентифицируем персонажей, поскольку портретное сходство создать было невозможно, да и цель такая не ставилась. И опять-таки аллегорический смысл фигур больше соответствует символическому смыслу дантовского рассказа. Можно констатировать, что попытки реалистического изображения эпизодов “Божественной комедии” поздними мастерами не достигали того эффекта, на который рассчитывали художники. Это можно утверждать даже по отношению к замечательным в своем роде иллюстрациям Г. Доре.

Г. Доре. Ад. Песнь I

Но вернемся к нашей миниатюре. Ее следует “читать” слева направо, как читается литературный текст. Буквально каждый миллиметр очень малой площади иллюстрации наполнен смыслом, который раскрывается в тексте поэмы. Попытаемся прокомментировать эту и другие иллюстрации так, как обычно комментируют литературный текст (имея в виду, что видеоряд – это тоже своеобразный текст).

Я очутился в сумрачном лесу. — Поскольку поэма полна аллегорического смысла и намеков, иллюстрации тоже берут на себя символическую нагрузку. Так, слева изображен лес (довольно схематично). Восприниматься он должен не просто как пейзаж — для Данте это лес грехов человеческих, то есть аллегория. И в такой своей функции его обобщенно схематичный образ на миниатюре замечательно соответствует его символическому значению. Для сравнения: Доре, иллюстрации которого покоряют экспрессией и драматизмом, трактует слова Данте о “сумрачном лесе” буквально и изображает действительно устрашающую лесную чащу.

При этом аллегорический смыл этого образа у Доре отходит на задний план (если вообще не пропадает).

Сон меня опутал… — эту мысль в кодексе художник иллюстрирует лежащей фигурой Данте. Здесь вновь необходимо помнить, что за всеми квазиреалистическими образами у Данте скрывается аллегория: грехи овладевают человеком незаметно и постепенно, лишая его здравого смысла. Четвертая терцина — об этом.

Движемся далее, и вот мы видим три фигуры, изображающие поэта, атакованного ужасными зверями. Это рысь, лев и волчица. У Данте они олицетворяют грехи: соответственно сладострастие, гордыню и корыстолюбие. Старый миниатюрист, как нам кажется, точнее передает драматизм рассказа, чем Доре: звери и впрямь нападают на поэта, как пороки, одолевающие человека. А у Доре звери, хотя и очень грозные, находятся на расстоянии и выглядят скорее только лишь предостережением об опасности.

На миниатюре одна деталь в облачении Данте, вернее, ее отсутствие, заслуживает внимания. Данте говорит о себе:

106 Стан у меня веревкой был обвит;
Я думал ею рысь поймать когда-то,
Которой мех так весело блестит.

109 Я снял ее и, повинуясь свято,
Вручил ее поэту моему,
Смотав плотней для лучшего обхвата.

“Ад”. песнь XVI

Из этого мы заключаем, что веревка должна быть у Данте с самого начала. Это отнюдь не маловажная деталь: раньше комментаторы двояко объясняли ее назначение и символический смысл. Одни считали ее символом коварства, с помощью которого Данте в первой половине своей жизни намеревался поймать рысь, то есть обольщать женщин. Другие видели в веревке символ воздержания, которым Данте хотел одолеть грех сластолюбия (и таким способом поймать рысь). Второе толкование представляется более убедительным, во всяком случае, оно вполне согласуется с тем значением веревки, которое она получила в символике францисканцев: трехузельная веревка, которой св. Франциск Ассизский подпоясывал свою рясу, символизировала три религиозных обета — бедности, целомудрия и послушания. (Подробнее об этом святом см. наш очерк в газете “Искусство” № 5/2005. — А.М.)

Справа на миниатюре мы видим встречу Данте с Вергилием, который станет его проводником по Аду и Чистилищу (попутно отметим, что он, Вергилий, не сможет оказаться в Раю, поскольку был язычником; в Раю проводником Данте будет Беатриче).

Ад по Данте

В древности считалось, что существует некая адская область, то есть место под землей, куда душа отходит после смерти, хотя это было только одно из нескольких возможных мест для нее. Идея, что это место именно наказания, была отнюдь не всеобщей, и ссылки в Ветхом Завете на Шеол, преисподнюю по-еврейски, не заключают в себе такого смысла.

Христианская концепция Ада как места, где души грешников горели в вечном огне, возможно, первоначально была заимствована у греческого Тартара, части Гадеса, — царства, где грешники претерпевали разные мучения. Но основными источниками христианской концепции Ада были Евангелие от Матфея, где упоминается “огонь вечный”, уготованный тем, кто будет проклят, и некоторые указания в Книге Откровения, в особенности бездна, в которую был брошен сатана.

Постепенно за столетия Ад приобрел богатые образы, вобрав в себя восточные религиозные мифы и писания христианских мистиков. Описание Ада в “Божественной комедии” сыграло значительную роль в становлении зрительного образа Ада в христианском искусстве. Разделение на зоны или ряды обычно отражает различные круги Ада. Франческо Траини принимает эту схему в своих фресках в Пизе, хотя он помещает Сатану, ужасающую рогатую фигуру, не внизу ямы, как у Данте, а в центре произведения; и для входа в Ад использует мотив Левиафана вместо врат Данте.

Фра Анджелико. Страшный суд. 1425 Деталь. Ад

Фра Анджелико аналогичным образом интерпретировал этот сюжет в “Страшном суде”. Сатана (Люцифер) здесь в самой низкой зоне.

121 Сюда с небес вонзился он когда-то;
Земля, что раньше наверху цвела,
Застлалась морем, ужасом объята,

124 И в наше полушарье перешла;
И здесь, быть может, вверх горой скакнула,
И он остался в пустоте дупла.

“Ад”. Песнь XXXIV

Данте вполне самостоятельно перерабатывает и дополняет библейский миф о падении Люцифера. М. Лозинский, автор классического перевода поэмы, комментирует так: “По мнению Данте, Люцифер, свергнутый с небес, вонзился в южное полушарие Земли и застрял в ее центре, средоточии вселенной. Земля, то есть суша, прежде выступавшая на поверхности южного полушария, застлалась морем, в ужасе уклоняясь от соприкосновения с Люцифером, скрылась под водой и выступила из волн в нашем, северном полушарии. Быть может, продолжает Вергилий, здесь, где теперь имеются пещера и ведущий от нее “незримый путь” (ст. 133) к земной поверхности, земля, отшатнувшись от Сатаны, скакнула вверх, образовав гору Чистилища, приходящуюся как раз над его ступнями, и он остался в пустоте дупла. Тогда же в северном полушарии, вокруг головы Люцифера, расступившаяся земля образовала воронкообразную пропасть Ада”.

План Данте самых низких областей имеет девять нисходящих концентрических кругов. В каждом круге души грешников получают наказание строго по заслугам, серьезности их прегрешений, увеличивающимся по мере погружения в бездну. Сам Сатана главенствует в девятом, самом глубоком круге.

Общий вид Капеллы Строцци. “Ад” Нардо ди Чионе на правой стене.
На левой стене — его “Рай”

Знаменитая фреска Нардо ди Чионе в церкви Санта-Мария Новелла во Флоренции с изображением Ада ужимает пространную концепцию Ада Данте.

Нардо ди Чионе. “Ад”. Фреска. 1350-е.
Церковь Санта-Мария Новелла. Капелла Строцци, Флоренция

На этой фреске Нардо дантовская схема несколько изменена. Вместо первых пяти кругов стало три. Но при этом сохранена стена града Дита; она рассекает пространство Ада и разделяет его на Верхний и Нижний Ад.

Описание Данте облика Люцифера породило целую серию изображений Сатаны.

37 И я от изумленья стал безгласен,
Когда увидел три лица на нем;
Одно — над грудью; цвет его был красен;

40 А над одним и над другим плечом
Два смежных с этим в стороны грозило,
Смыкаясь на затылке под хохлом.

43 Лицо направо — бело-желтым было;
Окраска же у левого была,
Как у пришедших с водопадов Нила.

“Ад”. Песнь XXXIV

Сравним две иллюстрации к этой песне: одна из рассматриваемого нами кодекса, вторая — широко известный рисунок Сандро Боттичелли.

Рассмотрим сначала левую половину миниатюры. Люцифер предстает здесь — в полном соответствии с описанием Данте — трехликим. Это есть оппозиция триединому Богу (Бог Отец, Бог Сын, Бог Святой Дух). Вид Люцифера ужасен. Всеми тремя своими пастями он пожирает Брута, Кассия и Иуду.

61 “Тот, наверху, страдающий всех хуже, –
Промолвил вождь, — Иуда Искарьот;
Внутрь головой и пятками наруже.

64 А эти — видишь — головой вперед:
Вот Брут, свисающий из черной пасти;
Он корчится — и губ не разомкнет!

67 Напротив — Кассий, телом коренастей.
Но наступает ночь; пора и в путь;
Ты видел все, что было в нашей власти.

“Ад”. Песнь XXXIV

Только что мы рассматривали левую половину миниатюры. Согласно Данте, Люцифер восставший против Бога и низвергнутый в Ад, вонзился в землю вниз головой со стороны Южного полушария. Пройдя центр земли и застряв в нем, он оказался верхней половиной туловища в Северном полушарии. Таким образом, он предстал Вергилию и Данте, спустившимся в девятый круг Ада со стороны Северного полушария, в том же ракурсе, что и эти путники. Потому левая половина миниатюры изображает Люцифера и путников в одном ракурсе. Но затем Данте и Вергилию надлежало выбраться из Ада, и — к удивлению Данте — Вергилий повел его не обратно, а другим путем (они перемещались по “косматому стану” Люцифера):

76 Когда мы пробирались там, где бок,
Загнув к бедру, дает уклон пологий,
Вождь, тяжело дыша, с усильем лег

79 Челом туда, где прежде были ноги,
И стал по шерсти подыматься ввысь,
Я думал — вспять, по той же вновь дороге.

“Ад”. Песнь XXXIV

Итак, Данте описывает поворот, который они с Вергилием сделали, и теперь Люцифер их взорам предстает вверх ногами.

88 Я ждал, глаза подъемля к Сатане,
Что он такой, как я его покинул,
А он торчал ногами к вышине.

Именно это и изобразил Приамо делла Кверча на правой половине миниатюры. Художник именно так решил эту сложную геометрическую (вернее, быть может, топографическую) проблему.

Приамо делла Кверча. Люцифер, пожирающий Брута и Кассия (убийц Цезаря),
а также Иуду (предателя Христа)

И тут же стоит рассмотреть рисунок Боттичелли к тем же терцинам.

Боттичелли по-своему решает ту же проблему: круг, очерчивающий середину фигуры Люцифера — как раз то место, где Вергилий меняет позу (“лег челом туда, где прежде были ноги”) и направление движения. В отличие от Приамо делла Кверчи, который вращает фигуру Люцифера, чтобы передать мысль Данте о смене направления движения, Боттичелли помещает вверх ногами фигуры Данте и Вергилия: теперь они будут подниматься в Южное полушарие. Примечательно, что Боттичелли изображает их (очень маленькими по сравнению с Люцифером) несколько раз, фиксируя этапы их пути — опять-таки прием будущего анимационного кино.

С. Боттичелли. Люцифер; Вергилий и Данте
выбираются из Ада по шерсти Люцифера

Весьма примечательно, что в издании “Божественной комедии”, вышедшем в Венеции в 1544 году с гравюрами, вероятно, Джованни Бритто по рисункам Алессандро Веллутелло, имеется изображение Люцифера, представленного вверх ногами. Композиция этой гравюры, безусловно, восходит к рисунку Боттичелли.

Алессандро Веллутелло. Люцифер Венецианское издание 1544 года

Можно сделать, так сказать, обратный вывод: расположение на гравюре фигуры Люцифера указывает на то, что и рисунок Боттичелли планировался при его публикации быть перевернутым. (В очень редких случаях он именно так воспроизводится в современных изданиях.)

Многие художники и граверы, иллюстрировавшие поэму (как старые мастера, так и иллюстраторы более позднего времени), пытались изобразить структуру дантовского Ада. Одну из таких попыток предпринял Боттичелли. На своем рисунке Ада он изобразил именно такую воронкообразную пропасть, о которой говорит М. Лозинский.

С. Боттичелли. Ад (по Данте)

У Боттичелли изображение Ада Данте, при том что оно конструктивно соответствует описанию поэта, представляет собой художественный образ. Но можно привести примеры графического изображения именно структуры Ада по Данте.

В середине XVI в. в Италии появилось издание Бернардо Даниелло “Божественной комедии”. В нем была гравюра с поразительной оригинальной трактовкой Ада.

“Ад”. Песнь III. Лимб

Здесь, как и в первой миниатюре, тоже несколько фигур, но на сей раз все персонажи действительно разные. Для лежащей фигуры (мы уже знаем, что это сам Данте) мы находим “программу”:

1 Ворвался в глубь моей дремоты сонной
Тяжелый гул, и я очнулся вдруг,
Как человек, насильно пробужденный.

4 Я отдохнувший взгляд обвел вокруг,
Встав на ноги и пристально взирая,
Чтоб осмотреться в этом царстве мук.

“Ад”. Песнь III

Чтобы понять, кто предстал перед Данте и Вергилием, мы вновь должны обратиться к тексту поэмы:

85 “Взгляни, — промолвил мой учитель славный. –
С мечом в руке, величьем осиян,
Трем остальным предшествует, как главный,

88 Гомер, превысший из певцов всех стран;
Второй — Гораций, бичевавший нравы;
Овидий — третий, и за ним — Лукан”.

“Ад”. Песнь III

Можно не сомневаться, что великие античные поэты изображены на миниатюре именно в том порядке, в каком их перечисляет Данте. Первый — Гомер — изображен с мечом. Между прочим, Данте не владел греческим, а переводов Гомера на латынь тогда еще не существовало.

Правую половину этой иллюстрации занимает “высокий замок… семь раз обвитый стройными стенами; кругом бежал приветливый родник”. Именно это описание направляло фантазию художника, и мы видим все детали рассказа. “Сквозь семь ворот тропа вовнутрь вела” — художник изобретательно, хотя и несколько наивно, показывает, как путники проходят через эти семь врат.

Итак, Данте благодаря Вергилию приобщился к самым великим людям Античности (он перечисляет их, представших его взору внутри замка). Они здесь, в Лимбе, этом преддверии Ада, выглядящем словно некий Hortus conclusus (лат. — сад огражденный), скорее напоминающий Эдем, нежели Ад. Эти великие здесь, в Лимбе, а не в Раю, только потому, что они не христиане и могут быть только здесь.

“Ад”. Песнь V. Паоло и Франческа

История Паоло и Франчески — один из самых известных сюжетов “Божественной комедии”.

Данте в своей поэме соединяет в одном времени (в сущности, в вечности) и в одном месте (тоже как бы вне пространства — в данном случае один из кругов Ада) персонажей, в реальной жизни живших в разных местах и в разные эпохи. Вечный мир — мир, в котором все соединялись и пребывали вместе. Исходя из этой концепции, мастера Возрождения создавали свои бесчисленные Sacra conversacione (итал. — святое собеседование), в которых принимали участие святые разных эпох. Именно этой идеей руководствовался Рафаэль, соединивший персонажей на своих знаменитых фресках в Станца делла Сеньятура в Ватикане. В данном случае, однако, Паоло и Франческа были современниками Данте (любопытный факт: свой последний приют изгнанник Данте нашел у племянника бедной Франчески, нового сеньора Равенны Гвидо Новелло да Поленты).

Приамо делла Кверча. Ад. Песнь III

Итак, Паоло и Франческа принадлежали двум враждующим семьям: Франческа была дочерью Гвидо да Поленты, сеньора Равенны, Паоло — сыном Малатесты, который был вождем риминийских гвельтов. По договоренности отцов семейств брак должен был состояться между Франческой и братом Паоло Джанчотто. Тот был уродлив и хром. Если бы Франческа знала об этом заговоре, она никогда не согласилась бы выйти за Джанчотто, тем более что уже любила Паоло. Все было совершено тайно и злодейски.

Приамо делла Кверча. Ад. Песнь V

Вот что писал об этом Джованни Боккаччо в своих Комментариях к “Историям из итальянских поэтов”: “При посредничестве и после долгих переговоров [между семействами] был заключен мирный договор. И для укрепления этого мира мессер Гвидо согласился отдать свою молодую и невинную дочь за Джанчотто, сына мессера Малатесты. Про то прознали друзья мессера Гвидо, и один из них сказал: “Будь осторожен, ибо скандалом завершится все, если не с той стороны взяться. Ты знаешь, какова дочь твоя и как крепок дух ее; и ежели она узрит Джанчотто до брачных уз, то ни тебе, никому другому недостанет силы принудить ее к браку с ним; не Джанчотто должен стать мужем, а под его именем один из его братьев”.

Этот брак не прекратил связи Франчески с Паоло. Они стали любовниками. Однажды Джанчотто, пораженный тем, что застал их вместе, убил их обоих.

127 В досужий час читали мы однажды
О Ланчелоте сладостный рассказ;
Одни мы были, был беспечен каждый.

130 Над книжкой взоры встретились не раз,
И мы бледнели с тайным содроганьем;
Но дальше повесть победила нас.

133 Чуть мы прочли о том, как он лобзаньем
Прильнул к улыбке дорогого рта,
Тот, с кем навек я скована терзаньем,

136 Поцеловал, дрожа, мои уста.
И книга стала нашим Галеотом!
Никто из нас не дочитал листа.

“Ад”, Песнь V

Данте ввел влюбленных в “Божественную комедию”, где вместе с другими трагическими влюбленными, которых знает история, они были осуждены навечно быть тенями, гонимыми “вьюгой необорной” во втором круге Ада. Именно эту их участь воплотил в своей иллюстрации Приамо делла Кверча.

Мы ознакомились с живописными интерпретациями только нескольких историй и персонажей “Ада”. Полная характеристика всех персонажей составила бы отдельный большой том. Наше восхищение творением Данте, его масштабом увеличивается по мере чтения этого творения. Следующая часть нашего очерка будет посвящена обитателям “Чистилища”, второй части “Божественной комедии”.

---

“Ад”. Песнь I

1 Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.
4 Каков он был, о, как произнесу,
Тот дикий лес, дремучий и грозящий,
Чей давний ужас в памяти несу!
7 Так горек он, что смерть едва ль не слаще.
Но, благо в нем обретши навсегда,
Скажу про все, что видел в этой чаще.
10 Не помню сам, как я вошел туда,
Настолько сон меня опутал ложью,
Когда я сбился с верного следа.
13 Но, к холмному приблизившись подножью,
Которым замыкался этот дол,
Мне сжавший сердце ужасом и дрожью,
16 Я увидал, едва глаза возвел,
Что свет планеты, всюду путеводной,
Уже на плечи горные сошел.
19 Тогда вздохнула более свободной
И долгий страх превозмогла душа,
Измученная ночью безысходной.
22 И словно тот, кто, тяжело дыша,
На берег выйдя из пучины пенной,
Глядит назад, где волны бьют, страша,
25 Так и мой дух, бегущий и смятенный,
Вспять обернулся, озирая путь,
Всех уводящий к смерти предреченной.
28 Когда я телу дал передохнуть,
Я вверх пошел, и мне была опора
В стопе, давившей на земную грудь.
31 И вот, внизу крутого косогора,
Проворная и вьющаяся рысь,
Вся в ярких пятнах пестрого узора.
34 Она, кружа, мне преграждала высь,
И я не раз на крутизне опасной
Возвратным следом помышлял спастись.
37 Был ранний час, и солнце в тверди ясной
Сопровождали те же звезды вновь,
Что в первый раз, когда их сонм прекрасный
40 Божественная двинула Любовь.
Доверясь часу и поре счастливой,
Уже не так сжималась в сердце кровь
43 При виде зверя с шерстью прихотливой;
Но, ужасом опять его стесня,
Навстречу вышел лев с подъятой гривой.
46 Он наступал как будто на меня,
От голода рыча освирепело
И самый воздух страхом цепеня.
49 И с ним волчица, чье худое тело,
Казалось, все алчбы в себе несет;
Немало душ из-за нее скорбело.
52 Меня сковал такой тяжелый гнет,
Перед ее стремящим ужас взглядом,
Что я утратил чаянье высот.
55 И как скупец, копивший клад за кладом,
Когда приблизится пора утрат,
Скорбит и плачет по былым отрадам,
58 Так был и я смятением объят,
За шагом шаг волчицей неуемной
Туда теснимый, где лучи молчат.
61 Пока к долине я свергался темной,
Какой-то муж явился предо мной,
От долгого безмолвья словно томный.
64 Его узрев среди пустыни той:
“Спаси, — воззвал я голосом унылым, –
Будь призрак ты, будь человек живой!”
67 Он отвечал: “Не человек; я был им;
Я от ломбардцев низвожу мой род,
И Мантуя была их краем милым”.