В повествовании «В большом наступлении» Борис Николаевич
рассказал об истреблении евреев. По тексту ясно, что много из него вытравлено.
Но про описанный концентрационный лагерь под Черновицами «Бершадь» в «Чёрной
книге» Гроссмана и Оренбурга - ни слова. Историю убийства евреев Полевой слышал
из уст старовера. Как известно, на Украине и в Молдавии большую часть помогавших
евреям людей составляли староверы, баптисты и другие сектанты.
Рассказ знакомый и страшный. Евреев вывезли из Черновиц и
поместили в огражденное место, превратив район еврейских улиц в гетто и
предоставив евреям умирать от голода и болезней. У выходов стояли часовые с
пулеметами и строжайше запрещали населению общаться с обреченными. Администрация
лагеря, видимо, состоящая из румын, начала свой черный бизнес, выменивая у
несчастных драгоценные вещи на хлеб. Большинство было беднотой, она-то стала
умирать первой. Каждое утро под конвоем часовых раскрывались решетчатые ворота и
оттуда выезжали фуры с мертвыми. Хоронили их в общих могилах.
«Дети там, как та травиночка. Одни косточки да ещё глаза», -
рассказывала хозяйка. «Ну а вы что ж, так им и не помогали?» - несколько наивно
спрашивает один из нас». Объяснение понятно. За помощь евреям расстреливали.
Далее Полевой описывает посещение гетто-лагеря: «Сегодня мы, корреспонденты,
коллективно сходили за ручей. Страшное это место. Между нормальными домиками
прежней постройки, будто груды каких-то грязных кристаллов, теснятся целые
массивы развалюх, кое-как сколоченных из фанеры, старых досок, железных листов и
бог знает ещё из чего. Хибары лепятся одна к другой, местами сплошняком, и все
они буквально набиты людьми, истощенными до крайности...
Тени людей, облаченные в лохмотья, в отрепья некогда добротной
одежды. Двигаются осторожно, точно по скользкому льду. В огромных глазах,
кажется, однажды и навсегда застыла тоска». А затем уже совсем кафкианская вещь:
оказывается, советская власть в 1944 году обратилась к освобожденным евреям...
на идиш: «У афиши, возвещающей на украинском и на еврейском языках о том, что
сегодня с наступлением темноты на площади перед синагогой будет
демонстрироваться историко-революционный фильм «Ленин в Октябре», большая
молчаливая толпа. До темноты ещё далеко, но стоят, смотрят на афишу и не
расходятся. Мне думается, что после всего перенесенного само созерцание этой
афиши, любовно написанной на куске обоев, доставляет удовольствие». Это, так
сказать духовная пища, но все учтено красным командованием: «Командование
перекинуло сюда большую группу военных врачей. Организовано шесть медицинских
кухонь. На перекрестках улиц дымятся трофейные автокухни. Перед ними очереди
людей с бидончиками, с мисками, с консервными баночками на веревочках. На
пустырях раскинуты улицы из трофейных палаток. Сюда переселили особенно
бедствующие семьи.
Кажется, что несчастные ещё не пришли в себя, не до конца
поверили в свое освобождение. Испуг, тоска ещё не угасли в глазах, и любая
беседа, о чем ни заговоришь, со стариком или юношей, даже с ребёнком, (кстати:
на каком языке шел диалог? - С. Д.) непременно закончится робким вопросом:
«...Но все-таки - они не могут вернуться, они не придут?»
Не существует уже ворот, оплетённых колючей проволокой.
Сторожевые будки свалены, распилены и уже ушли на топливо. Каждый может идти
куда хочет. Об этом говорят объявления, это разъясняют военные, а вот не
уходят.
Только юноши и мужчины призывного возраста гурьбой пошли на
призывный пункт. Но в армию приняли лишь немногих. Большинство были взяты на
учёт и отправлены восвояси. У них дистрофия, нервное истощение и всякие иные
недуги... Когда же те, кого приняли, через день явились прощаться в своем новом
обмундировании, за ними ходили люди, всем хотелось посмотреть на своих
красноармейцев.
Начальник одного из действующих здесь медпунктов, женщина,
майор медслужбы, рассказывала, что ей пришлось переодеться в штатское, ибо при
виде её собирались целые толпы, часами теснясь возле палатки, где она вела
приём. Дожидались, чтобы только посмотреть на еврейку с майорскими погонами». Ай
да Полевой, ай да молодец!
Далее цитирую его: «Покидали мы этот лагерь под вечер... По
улицам бродили люди-тени, среди них попадались в чёрных длинных пальто, в
ермолках, из-под которых на щеки выбивались эдакие завитые пряди волос, и хотя
вечер был ясный, в руках у них были почему-то свернутые зонтики.
По обе стороны уже несуществующих ворот стояли две длинные
горластые очереди. Одна перед кухней, расположенной на автомашине. Дюжий усатый
солдат, подпоясанный по шинели засаленным фартуком, наливал черпаком в судки, в
миски, ведёрки, консервные банки что-то вкусно пахнущее жареным луком. Напротив
лейтенант и две молоденькие девушки раздавали маленькую газетку на еврейском
языке, изданную политотделом какой-то части. Перед ними тоже теснилась очередь.
Иные перебегают из одной очереди в другую. Это-то и вызывает шум. Между этими
очередями медленно движутся дроги. На них гроб, за гробом идут родственники и
знакомые, одетые в траур. Несмотря на все принятые меры, трудно поднять на ноги
тех, кто одной ногой стоит уже в могиле. Люди здесь продолжают
умирать».
Это длинная выписка сделана мною неслучайно. Мне кажется, что Полевой в главке
«За колючей проволокой» был самим собой. В какой-то степени он расквитался за
грех молчания. А для меня - описание спасения остатков европейского еврейства
Красной Армией не пропаганда, а истина. Я молю Всевышнего, чтобы на Страшном
суде это Спасение пошло в оправдание русскому народу, столько миллионов голов
сложившему за правое дело уничтожения коричневой чумы. Еврейскому народу об этом
следует помнить вечно. Я заклинаю своих потомков - всегда любить русский народ и
простить его вины, вольные и невольные!
http://museumlenin.ru/museumlenin/books/662-kniga-very-i-beznadezhnosti-chast-47.html
Вместо послесловия.
Книга носит несколько мистическое название «Книга Веры и
безНадежности». Как каждый человек, рожденный в довоенную эпоху и выживший в
условиях ленинградской блокады, я должен был верить в Предопределение.
Юнна Мориц
ОтветитьУдалитьЕвропа – замечательное место
Когда бы европейское еврейство,
Убитое фашистами, могло бы
Европе предпочесть Урал, Сибирь, –
Оно бы не погибло в душегубках,
В концлагерях, живьём бы не сгорело,
Шагая в крематорий Катастрофы
Под музыку еврейских скрипачей.
Тогда бы европейское еврейство
Трудилось бы на каторге военной
В тылу, как все народы Совсоюза,
Включая девочек и мальчиков, подростков,
И шло на фронт – фашистов убивать,
Которые явились из Европы.
Тогда бы европейское еврейство
Фашистов убивало пулемётом,
Гранатомётом, бомбой, автоматом
И плюс к тому винтовкой и штыком, –
Как парни всех народов Совсоюза.
Европа – замечательное место,
Но гиблое, когда идёт война
И вся Европа жутко беззащитна
Перед фашистским войском, и сдаёт
В гестапо европейское еврейство.
В Европе – крематорий Катастрофы.
Поэтому позорно, чорт возьми,
Вопить сегодня, что народы Совсоюза
Бездарно воевали, умирая бездарно
И бездарно победив количеством
Некачественных масс, –
Когда пришли фашисты из Европы.
http://www.owl.ru/morits/stih/off-records087.htm
огромная благодарность за стихи! и отклик !
ОтветитьУдалитькак Поэт умеет сказать!!!