Мысли свои о Ленине, о Сталине Иван Григорьевич иногда записывал в
оставленной Алешей ученической тетрадке.
Ленинское дело продолжалось, и облик умершего Ленина невольно обогащался
теми чертами, которыми обогащалось начатое им дело.
"Продажный... лакей... холуй... наймит... агент... Иуда, купленный за
тридцать сребреников..." - такими словами Ленин часто говорил о своих
оппонентах.
Ленин в споре не стремился убедить противника. Ленин в споре вообще не
обращался к своему оппоненту, он обращался к свидетелям спора. Его целью
было перед лицом свидетелей спора высмеять, скомпрометировать своего
противника. Такими свидетелями спора могли быть и несколько близких
друзей, и тысячная масса делегатов съезда, и миллионная масса читателей
газет.
Ленин в споре не искал истины, он искал победы.
Ленинская нетерпимость, непоколебимое стремление к цели, презрение к
свободе, жестокость по отношению к инакомыслящим и способность, не
дрогнув, смести с лица земли не только крепости, но волости, уезды,
губернии, оспорившие его ортодоксальную правоту, - все эти черты не возникли
в Ленине после Октября. Эти черты были и у Володи Ульянова. У этих черт
глубокие корни.
Русская
государственность, рожденная Азией и рядящаяся под Европу, не исторична, она
надисторична.
Ее принцип универсален, незыблем, применим ко всем укладам России на
протяжении ее тысячелетней истории.
слились с традиционной, национальной
тысячелетней русской несвободой.
лицемерие государства. И лицемерие
это главным образом выражалось в игре в свободу.
22
нужно соотнести характер
Ленина сперва к мифу национального русского характера, а затем к року,
характеру русской истории.
Неумолимое подавление личности неотступно сопутствовало тысячелетней
истории русских. Холопское подчинение личности государю и государству. Да,
и эти черты видели, признавали пророки России.
Подобно тысячелетнему спиртовому раствору, крепло в русской душе
крепостное, рабское начало.
Девятьсот лет просторы России, порождавшие в поверхностном восприятии
ощущение душевного размаха, удали и воли, были немой ретортой рабства.
Русское развитие обнаружило странное существо свое - оно стало развитием
несвободы. Год от года все жестче становилась крестьянская крепость, все
таяло мужичье право на землю, а между тем русские наука, техника,
просвещение все росли да росли, сливаясь с ростом русского рабства.
Рождение русской государственности было ознаменовано окончательным
закрепощением крестьян: упразднен был последний день мужицкой свободы -
двадцать шестое ноября - Юрьев день.
Все меньше становилось "вольных", "бродячих" людей, все множилось число
холопов, и Россия стала выходить на широкий путь европейской истории.
Петр приравнял крепостных, сидевших на земле, к холопам -
дворовым, обратил "гулящих" людей в крепостных. Он закрепостил
"черносошных" на севере и "однодворцев" на юге. Помимо помещичьего
крепостного права, при Петре зацвело государственное крепостное право - оно
помогало Петрову просвещению и прогрессу. Петру казалось, что он сближает
Россию с Западом, да так и было оно, но пропасть, бездна между свободой и
несвободой все росла и росла.
И вот пришел блистательный век Екатерины, век дивного цветения русских
искусств и русского просвещения, век, когда русское крепостное право
достигло своего высшего развития.
Так тысячелетней цепью были прикованы друг к другу русский прогресс и
русское рабство. Каждый порыв к свету углублял черную яму крепостничества.
Революционные мыслители России не оценили значение совершившегося в
девятнадцатом веке освобождения крестьян. Это событие, как показало
последующее столетие, было более революционным, чем события Великой
Октябрьской социалистической революции: это событие поколебало
тысячелетнюю основу основ России, основу, которой не коснулись ни Петр, ни
Ленин: зависимость русского развития от роста рабства.
В феврале 1917 года перед Россией открылась дорога свободы. Россия
выбрала Ленина.
Огромна была ломка русской жизни, произведенная Лениным. Ленин сломал
помещичий уклад. Ленин уничтожил заводчиков, купцов.
И все же рок русской истории определил Ленину, как ни дико и странно
звучит это, сохранить проклятие России: связь ее развития с несвободой, с
крепостью.
Действительно трагично, что человек, так искренне упивавшийся книгами
Толстого и музыкой Бетховена, способствовал новому закрепощению крестьян и
рабочих, превращению в холуев из государственной людской выдающихся деятелей
русской культуры, подобных Алексею Толстому, химику Семенову, музыканту
Шостаковичу.
Победа Ленина стала его поражением.
Но трагедия Ленина была не только русской трагедией, она стала трагедией
всемирной.
Думал ли он, что в час совершенной им революции не Россия пойдет за
социалистической Европой, а таившееся русское рабство выйдет за пределы
России и станет факелом, освещающим новые пути человечества.
Россия уже не впитывала свободный дух Запада, Запад зачарованными глазами
смотрел на русскую картину развития, идущего по пути несвободы.
Ленинский синтез несвободы с социализмом ошеломил мир больше, чем
открытие внутриатомной энергии.
Европейские апостолы национальных революций увидели пламень с Востока.
Итальянцы, а затем немцы, стали по-своему развивать идеи национального
социализма.
А пламя все разгоралось - его восприняла Азия, Африка.
Нации и государства могут развиваться во имя силы и вопреки свободе!
Это не была пища для здоровых, это было наркотическое лекарство
неудачников, больных и слабых, отсталых или битых.
Тысячелетний русский закон развития волей, страстью, гением Ленина стал
законом всемирным.
Таков был рок истории.
Ленинская нетерпимость, напор, ленинская непоколебимость к инакомыслящим,
презрение к свободе, фанатичность ленинской веры, жестокость к врагам, все
то, что принесло победу ленинскому делу, рождены, откованы в тысячелетних
глубинах русской крепостной жизни, русской несвободы. Потому-то ленинская
победа послужила несвободе.
По-прежнему ли загадочна русская душа? Нет, загадки нет.
Да и была ли она? Какая же загадка в рабстве?
Что ж, это действительно именно русский и только русский закон развития?
Неужели русской душе, и только ей, определено развиваться не с ростом
свободы, а с ростом рабства?
Пора понять отгадчикам России,
что одно лишь тысячелетнее рабство создало
мистику русской души.
Ленин умер. Но не умер ленинизм. Не ушла из рук партии завоеванная
Лениным власть.
Осталась завоеванная Лениным диктатура партии, созданные им армия,
милиция, ВЧК, ликбезы, рабфаки. Двадцать восемь томов произведений
остались после смерти Ленина.
кто закрепит новый порядок на земле?
Блестящий, бурный, великолепный Троцкий? Наделенный проникновенным даром
обобщателя и теоретика обаятельный Бухарин? Наиболее близкий народному,
крестьянскому и рабочему интересу практик государственного дела волоокий
Рыков? Способный к любым многосложным сражениям в конвенте, изощренный в
государственном руководстве, образованный и уверенный Каменев? Знаток
международного рабочего движения, полемист-дуэлянт международного класса
Зиновьев?
Страстное народное желание стать хозяином пахотной земли, понятое Лениным
и возглавленное Лениным, было враждебно государству, основанному Лениным,
несовместимо с этим государством. С этим стремлением народа стать хозяином
земли было непоколебимо покончено.
В 1930 году государство, основанное Лениным, стало безраздельным хозяином
всех земель, лесов, вод в Советском Союзе, полностью отстранив от владения
пахотной землей крестьянство.
В Ленине воплотилось русское национальное историческое
начало, в Сталине - русская советская государственность. Русская
государственность, рожденная Азией и рядящаяся под Европу, не исторична, она
надисторична.
Ее принцип универсален, незыблем, применим ко всем укладам России на
протяжении ее тысячелетней истории. С помощью Сталина унаследованные от
Ленина революционные категории диктатуры, террора, борьбы с буржуазными
свободами, казавшиеся Ленину категориями временными, - были перенесены в
основу, в фундамент, в суть, слились с традиционной, национальной
тысячелетней русской несвободой. С помощью Сталина эти категории и
сделались содержанием государства, а социал-демократические пережитки были
изгнаны в форму, в театральную декорацию.
Все черты не ведающей жалости к людям крепостной России собрал в себе
характер Сталина.
В его невероятной жестокости, в его невероятном вероломстве, в его
способности притворяться и лицемерить, в его злопамятстве и мстительности, в
его грубости, в его юморе - выразился сановный азиат.
Главный принцип построенного им государства в том, что это государство
без свободы.
В этой стране гигантские заводы, искусственные моря, каналы, гидростанции
не служат человеку, они служат государству без свободы.
В этом государстве человек не сеет то, что хочет посеять, человек не
хозяин поля, на котором работает, не хозяин яблонь и молока; земля родит по
инструкции государства без свободы.
В этом государстве не только малые народы, но и русский народ не имеют
национальной свободы. Там, где нет человеческой свободы, не может быть и
национальной свободы, ведь национальная свобода - это прежде всего свобода
человека.
В этом государстве нет общества, так как общество основано на свободной
близости и свободном антагонизме людей, а в государстве без свободы
немыслима свободная близость и вражда.
Тысячелетний принцип роста русского просвещения, науки и промышленной
мощи через посредство роста человеческой несвободы, принцип, взращенный
боярской Русью, Иваном Грозным, Петром, Екатериной, этот принцип достиг при
Сталине полного своего торжества.
Лицемерие Сталина ясно выразило лицемерие его государства. И лицемерие
это главным образом выражалось в игре в свободу.
Государство
без свободы создало макет парламента, выборов, профессиональных союзов,
макет общества и общественной жизни. В государстве без свободы макеты
правлений колхозов, правлений союзов писателей и художников, макеты
президиумов райисполкомов, и облисполкомов, макеты бюро и пленумов райкомов,
обкомов и центральных комитетов национальных компартий обсуждали дела и
выносили решения, которые были вынесены заранее совсем в другом месте. Даже
Президиум Центрального Комитета партии был театром.
государство без свободы всегда действовало от имени свободы и
демократии, боялось ступить шаг без упоминания ее имени, свидетельствовало
о силе свободы. Сталин мало кого боялся, но постоянно и до конца своей жизни
он боялся свободы, - убив ее, он заискивал перед нею мертвой.
кровь, пролитая в тридцатом и тридцать седьмом годах,
была нужна государству, как выражался Сталин, - не прошла даром. Без нее
государство бы не выжило. Ведь эту кровь пролила несвобода, чтобы преодолеть
свободу. Дело это давнее, началось оно при Ленине.
Свобода была преодолена не только в области политики и общественной
деятельности. Свобода была преодолена в сельском хозяйстве - вправе
свободно сеять и убирать урожай, свобода была преодолена в поэзии и
философии, в сапожном мастерстве, в круге чтения, в перемене места
жительства, в труде рабочих, чьи нормы выработки, условия техники
безопасности, заработная плата целиком определялись волей государства.
После смерти Сталина дело Сталина не умерло. Так же в свое время не
умерло дело Ленина.
Живет построенное Сталиным государство без свободы. Не ушла из рук партии
созданная Сталиным мощь промышленности, Вооруженных Сил, карательных
органов.
все так же талантливо трудится, шумит,
жужжит в лакейских интеллигенция великой страны. Все то же кнопочное
управление державой, все та же неограниченная власть великого диспетчера.
третий этап - государство без свободы
построено, как говорят строители, введено в эксплуатацию.
Прошла пора уничтожения старых домишек на строительной площадке,
уничтожения, переселения, выселения жителей из разрушенных особняков,
домиков, хибарок, домин.
Небоскреб заселен новыми жильцами.
Фундамент небоскреба - несвобода - по-прежнему незыблем.
Комментариев нет:
Отправить комментарий