Трубная площадь

часть Бульварного кольца, на пересечении Петровского, Цветного, Рождественского бульваров и Неглинной улицы. 

Названа по водостоку — «трубе» в стене Белого города, через который текла р. Неглинная до заключения её в подземный коллектор. В XVII в. в этом месте близ стены Белого города находились деревянный мост через р. Неглинную и Лубяной торг — площадка, где продавали брёвна и срубы. Единое пространство площади образовалось в 1817, когда реку заключили в подземную трубу. В 1840-х гг. на площадь перевели торговцев птицами и мелкими животными из Охотного ряда (птичий рынок существовал здесь до 1924), а в 1851 — продавцов цветов и саженцев с Театральной площади. В 1880-х гг. по площади прошла конка, в 1911 — трамвай. В 1947 Трубная площадь расширена, снесены здания цветочных магазинов у Цветного бульвара. Обширное, но слабо оформленное в архитектурном отношении пространство Трубной площади ограничено угловыми домами прилегающих бульваров, в том числе д. 2 по Цветному бульвару (Дом политпросвета МГК и МК КПСС, 1980, архитекторы В.С. Андреев, К.Д. Кислова, ныне Общественно-политический центр), построенный на месте ночлежки с описанным В.А. Гиляровским трактиром «Ад». 

В 1994 в начале Цветного бульвара установлен памятник «Солдатам правопорядка, погибшим при исполнении служебного долга».

9 марта 1953 года в Москве состоялись 
     похороны Сталина. До этого, с 6 
     марта, его тело лежало в Колонном 
     зале Дома Союзов для прощания. В 
     первый же день возникла огромная 
     очередь, и на Трубной площади 
     случилась грандиозная давка: люди 
     протискивались в узкий проход на 
     Петровском бульваре, напирали на 
     поставленные поперёк дороги 
     грузовики, падали и гибли. Жертв 
     было много, но сколько именно – 
     осталось тайной. 
Герман Плисецкий был в тот страшный 
     день на Трубной площади и через 12 
     лет написал поэму «Труба», 
     опубликованную в СССР лишь в конце 
     1988 года. 

Вот что писал о тех днях в своем произведении "Триумф и трагедия" Дмитрий Волкогонов. "Усопший вождь остался верен себе: и мертвый он не мог допустить, чтобы жертвенник был пуст. Скопление народа было столь велико, что в нескольких местах на улицах Москвы возникали ужасные давки, унесшие немало человеческих жизней". Это очень скупо. Чрезвычайно. Почти ничего. На многих улицах разыгрывались настоящие трагедии. Давка была такой сильной, что людей просто вжимали в стены домов. Обрушивались заборы, ломались ворота, разбивались витрины магазинов. Люди забирались на железные фонарные столбы и, не удержавшись, падали оттуда, чтобы уже никогда не подняться. Некоторые поднимались над толпой и ползли по головам, как это делали во время Ходынской давки, некоторые в отчаянии наоборот пытались пролезть под грузовиками, но их туда не пускали, они в изнеможении валились на асфальт и не могли уже больше подняться. По ним топтались напиравшие сзади. Толпу качало волнами то в одну сторону, то в другую.
Конечно, мы не располагаем сегодня точными сведениями о том, сколько погибло людей в безумном столпотворении. Об этом в то время запрещалось даже говорить. И только спустя несколько лет, уже в годы разоблачения культа личности, стали появляться свидетельства участников тех событий. Но никто всерьез не занимался изучением этого вопроса.

А. И. Шмойлов — бывший кадровый военный, майор пограничных войск, а отставке. Встречался с Ю. В. Андроповым в его бытность руководителем КГБ, имел с ним беседу. Но сегодня разговор о другом — о мартовских днях 83-го, когда страна прощалась с «вождем всех времен и народов» и ностальгия по «твердой руке» которого в преддверии очередных выборов кое-кому не дает покоя.

— Анатолий Иванович, неожиданно выясняется, что вы были очевидцем и участником похорон Сталина. Это так? Или вас связывает подписка о неразглашении тайны?
— Для современников самым темным местом в биографии Сталина являются его похороны. За прошедшие 46 лет я ни разу в средствах информации не сталкивался с описаниями очевидцев. Правда, ходили слухи, что у участников тех событий (работников правопорядка) брали подписку о неразглашении. Это вздор. Я был курсантом Московского пограничного училища МГБ (которое, кстати, курировал сам Лаврентий Берия) и более четырех суток на одном из участков обеспечивал порядок при похоронах, но нас даже устно никто не предупреждал о неразглашении «тайны № 1». Все проще. Правда была нелицеприятна. А средства информации в последующие многие годы выполняли «линию» партии и правительства.

На фото: курсант погранучилища Анатолий Шмойлов.

— Но ведь есть кинофильм о похоронах Сталина, передающий атмосферу тех дней…
— Да, когда «большое стало видно на расстоянии», появился фильм о похоронах Сталина поэта Евгения Евтушенко. Все познается в сравнении. Так вот, мои сравнения — не в пользу фильма, сделанного задним числом, где подлинные кадры показаны только на площади, что против Колонного зала Дома союзов, где был установлен гроб с телом Сталина. То, что видел я наяву, в фильме не увидел. Все было страшнее, трагичнее и… бессмысленнее.

Сталин в смерти оказался верен себе: сколько жизней унес он на своих похоронах! Между прочим, эти цифры и сейчас вряд ли кто точно знает. Слухи же о двух-трех тысячах раздавленных на похоронах остались слухами. Тогда не было никаких официальных данных

Могу сказать, что этих жертв могло быть намного больше, если бы не работа людей, обеспечивавшие порядок на похоронах. А чтобы пометь морально-эмоциональную обстановку тех времен и дней, приведу пример, которым произошел со мной. Накануне кончины Сталина (после лыжной тренировки) сильно заболел. Температура поднялась за 40 градусов, горло воспалилось. Меня положили в санчасть, напичкали лекарством. Военврач в чине подполковника сказал прямо: поднимусь дней через 7–10, значит, о моем участии, а соревнованиях 8 Марта и речи не может быть.

Утром я проснулся от траурной музыки и вкрадчивого голоса. Поняв, что это не сон, я встал и прибавил радио.

Умер Сталин. Холодный пот, мурашки. Болезни — след простыл. Меня тут же выписали из санчасти, объяснив мое внезапное исцеление не лекарствами и силой организма 20-летнего перворазрядника, а эмоциональным воздействием кончины Сталина. Этот факт просочился в среду политработников, и они использовали его на полном серьезе во время бесед о роли «вождя всех времен и народов».

— Итак, вы выздоровели, но вместо лыжных соревнований…
— За сутки до того, как разрешили доступ к телу Сталина для прощания народа, наше училище из Бабушкина (сейчас в черте Москвы) выехало на обеспечение порядка при похоронах. Время стерло точные даты, названия улиц и площадей. Нас привезли на огромную площадь, расположили в уютном подвале огромного здания.

Давка

Площадь уходила под большим уклоном вниз. Мы совместно с конной милицией и гражданскими лицами (у них были траурные повязки) должны были перегородить площадь и не позволить толпе попасть в узкую и кривую уличку, которая где-то соединялась с главной очередью. Эта очередь растянулась не менее чем на 13 километров. Людей надо было посылать в ее хвост, но где он был — никто не знал.

Площадь перегородили грузовиками, перед которыми стояла цепь курсантов и милиционеров. За машинами метров через 50 стояли мы. Было холодно, шапки были подвязаны, руки в локтях сцеплены, а сзади каждого подпирали более рослые курсанты.

В середине дня появились первые люди — снизу их было хорошо видно. Это была разреженная толпа — они тихо бежали. И гробовая тишина. Милиция в рупоры и мегафоны спокойно объясняла и показывала направление движения. Толпа прошла мимо площади вперед, но, встретив и там более мощное препятствие, повернула назад. Образовалось встречное движение и затор на нашей площади.

Первая цепь была смята. Люди стали перелазить через грузовики. Один грузовик перевернули. Появились первые пострадавшие. Наша цепь долго сдерживать многотысячную толпу, давящую под уклон, не могла. Хорошо, что нас заранее предупредили о возможности оказаться замурованными толпой, и мы ринулись в сквер.

— А что было потом?
— Потом мы разбились на группы по 2–3 человека. Задача была другая: оказывать помощь пострадавшим, поддерживать порядок, не применяя физической силы. Фото- и киносъемки запрещались, и делалось это только через милицию.

К середине дня площадь опустела, толпу поглотила та кривая уличка. Замурованными оказались два сотрудника конной милиции. Если одна лошадь была на той стороне, то другую от края очереди отделял какой-то метр в 3–4 человека. Но никакие уговоры и попытки высвободить животное не дали результата. Люди плакали, в глазах стоял страх и безысходность. Эти лошади со всадниками были хорошими ориентирами движения очереди.

Сколько погибло

Для этого курсант становился на колено напарника, залазил на людей, отыскивал пострадавшего, буквально ложился на толпу, брал под мышки пострадавшего (толпа находила силы ослабить давление) и вытаскивал вверх бездыханное тело, волок по плечам людей к краю. Там его принимали другие и укладывали в кузов грузовика, который был устлан коврами. Далее работали медики. Одних приводили я чувство на месте (они тут же снова лезли в очередь), другие увозили на «скорой».

Я таким способом за двое суток вытащил 22 человека. Одну женщину вытаскивал 4 раза, потом ее забрала «скорая».

Много людей шло босиком. Могу сказать, что при вытаскивании пострадавшего с него нередко стягивались нижняя одежда и обувь.

Когда мы стали наводить порядок после ухода очереди, то с площади и улицы (метров 400) собрали две горы обуви диаметром два метра и высотой около метра каждая…

Смерть ради того, чтобы проститься

— Чем же вызван этот феномен — идти, может быть, на верную смерть, чтобы лишь глянуть на мертвого Сталина?
— Через сорок шесть лет трудно представить и вообразить причину тогдашнего поведения людей, добровольно идущих на смерть ради того, чтобы проститься со Сталиным. Современникам не понять состояния того общества и тех времен. А мы действительно не представляли, что жизнь без Сталина возможна.

— Что греха таить, и сегодня кое-кто произносит его имя с умилением, тоскует по нему.
— И сейчас не только от нашего поколения, но и от молодых можно услышать: «Сталина на них нет», «Только Сталин мог навести порядок!!!»

Неужели нет той золотой середины, чтобы построить общество здравого смысла? Почему мы не можем без крайностей, ведь жить в беспределе — отсутствии порядка, обмане и воровстве — тоже нельзя.

— А что еще памятное осталось от тех далеких лет?
— Во-первых, мы, курсанты с периферии (я-то точно), пожалуй, впервые в буквальном смысле наедались до отвала за свои двадцать прожитых лет. А во-вторых, теперь мы можем сравнивать жизнь при разных правителях. Путной-то не было.