https://www.e-reading.club/chapter.php/98942/8/Novodvorskaya_-_Poety_i_cari.html
Мы встретились в казино.
Вы, конечно, скажете, что не в казино, а на каторге, потому что мы с Достоевским – типичные каторжники, как вся русская интеллигенция, которой, если послушать пролетария Глеба Павловского (приписанного к кремлевской рабочей казарме), только на каторге и место.
И вы ошибаетесь, конечно.
На одной каторге мы с Федором Михайловичем никак оказаться не могли, потому что в XIX веке в России сажали и вешали социалистов и народников, народовольцев и эсеров (которые опять-таки социалисты + топорик), наследников Родиона Раскольникова.
А я – буржуазный элемент, враг народа, либерал, нахожусь в услужении у плутократии, люблю рябчиков, от ананасов не отказываюсь.
Так что встретились мы с месье Достоевским в казино, где он явно проигрывал наследство князя Мышкина и кубышку старшего Карамазова, отца Мити, Ивана и Алеши.
Социалист Достоевский ходил на сходки и тусовался с петрашевцами. Дотусовался до Семеновского плаца, до расстрельного столба, до каторги.
Богобоязненный монархист Достоевский, хороший семьянин, спускал деньги в казино.
С чего бы вдруг он избрал такой странный источник вдохновения? Вместо ключа Ипокрены?
Никто не пытался анализировать, какую роль в русской литературе сыграли игорные дома, кабаки и бордели (коими и Гаршин не брезговал).
Патриотизм пополам с народностью не позволяли.
А я антинародный элемент, я дерзну.
В романе Достоевского «Игрок» играют все, вплоть до бабушек в инвалидных креслах.
А в «Подростке» и подростки не брезгают, правда, на чужие деньги.
Так что и авторы, и их персонажи посещали казино и действовали там методом бригадного подряда.
При советской же власти и авторы, и герои были лишены такой возможности и резались на дачах в преферанс и кинга по маленькой.
Не считая, конечно, героя романа Алексея Николаевича Толстого «Ибикус», который, прибыв вместе с другими эмигрантами в Константинополь, организовал сначала запрещенное подпольное казино, а потом хоть и разрешенные, но столь же азартные тараканьи бега.
Первое, что сделали дорвавшиеся до «свободушки» россияне, – это наоткрывали массу казино, кабаков и финансовых пирамид, строительство коих не имело никакого «строительного» смысла.
Казино открылись на каждом углу, и то, что они появились вместе с пирамидами, совсем не случайно.
И если любопытные американцы выделяют на игру до 100 баксов и едут поглазеть на чудеса фальшивой Венеции или хорошенького мини-Парижа в Лас-Вегас, а французы солидно проигрывают 100 франков в Монте-Карло, то у нас, как всегда, из развлечения делают сначала – промысел, а потом – трагедию.
Жить игрой или сделать состояние игрой – это ни одному Ротшильду в голову не придет (а ведь именно Ротшильду желал подражать наш подросток из «Подростка»).
Все очень просто, Федор Михайлович и любезный Герман, погубитель графини и Лизы.
У вас с вашими героями и вашим, кстати, народом было одно общее заблуждение, одно общее кредо: надежда на русский «авось», неистребимая вера в чудо, золотую рыбку, скатерть-самобранку, сапоги-скороходы, гусли-самогуды, Емелину щуку.
Недаром же у Гончарова, который был проще и откровеннее Федора Михайловича, труженик, умница, self-made man – немец.
Трудяги Штольцы и мечтатели Обломовы красной нитью проходят не только через литературу, но и через жизнь страны.
«Мы сидим, а денежки идут», – эта формула обратима в «Мы играем, а денежки идут».
Получить состояние не ценой упорного труда, а в порядке чуда: хоп – и готово!
У страны халявщиков должна быть и литература халявщиков.
Поэтому и написал когда-то простодушный Михаил Светлов:
«Пока Достоевский сидит в казино, Раскольников глушит старух!»Представьте себе, что именно вы – потенциальный инвестор и что вам сказали, что объект ваших будущих капиталовложений – это страна Достоевского.
Вы пожелали изучить подробнее этот торговый бренд и Достоевского прочли. Да еще Чехова прихватили с Гаршиным и Гончаровым, уж заодно. И вы с изумлением узнаете, что в стране, куда вы задумали вложить капитал, половина образованного класса – игроки и моты, развратники и «сладострастники» (карамазовская семейка).
При этом заработать они ничего не могут и долгов не платят из принципа.
А ведут они себя при этом как помешанные (трудно же считать Митю Карамазова, Свидригайлова и Карамазова-старшего со Смердяковым за нормальных людей).
А другая половина – идеалисты, юродивые (ибо избыточный, неуместный идеализм всегда заканчивается юродством), и они или вешаются, или убивают кого-нибудь, потому что право имеют и не хотят быть тварями дрожащими. Долги эта половина не платит по рассеянности и из-за того, что денег нет, потому что юродивые тоже деньги зарабатывать не умеют и не хотят (презирают).
Ведут они себя уж точно как в сумасшедшем доме (а Иван Карамазов и князь Мышкин и впрямь сходят с ума).
И узнаете вы еще, что самая презираемая профессия в этом АО «Россия» – это финансисты и банкиры: Птицын из «Идиота», ростовщик из «Кроткой», старуха-процентщица. Они «процентные души», и их не грех презирать, пинать и обкрадывать (хотя живут за их счет с удовольствием).
Вы узнаете, что честный и дельный следователь полиции Порфирий Петрович – «поконченный человек», а убийца двух беззащитных женщин Родион Раскольников – герой.
И вы что, вложите хоть грош в экономику этой страны?
Нет, пусть наши инвесторы лучше не читают Достоевского. Или им надо сказать: «Господа, у нас Алеши Карамазовы и князья Мышкины никогда не придут к власти, Раскольниковы будут сидеть в остроге, Обломовых не изберут в парламент, а Штольцы могут заработать хорошие деньги».
Русская литература всегда представляла собой нечто вроде этих болотных огней, заманивающих в гибельную трясину.
Русская литература прекрасна, но для жизни не предназначена.
Нельзя жить на книжных полках; нельзя, чтобы между гениями и придурками не было никакой прослойки из сытых, упитанных, трудолюбивых буржуа и филистеров, разумных и скучных.
Это и есть средний класс – основа, краеугольный камень, фундамент общества.
А какие уж у Достоевского филистеры!
Он их всех презирает. И в этом он, увы, остается социалистом. Каторга его не исправила, она только добавила к старым социалистическим хворобам гения свежий националистический насморк.
Получилась смесь гремучая, в высшей степени неполиткорректная, для Европы предосудительная и с большим трудом гуманизмом писателя искупаемая.
e-reading.club
Комментариев нет:
Отправить комментарий