КАК ПИСАТЬ О КОРЧАКЕ, КАК ЕГО ПОНЯТЬ?
«Что собираешься делать? — Сам видишь. Ищу подземный источник, из которого, подобно холодной чистой воде, струятся воспоминания», — писал Януш Корчак в своем дневнике в варшавском гетто в 1942 году.
Каждая очередная попытка написать биографию Януша Корчака представляется делом весьма рискованным.
В этом прекрасно отдавала себе отчет Иоанна Ольчак-Роникер, говоря о своих колебаниях во вступлении к книге «Корчак. Попыткабиографии»: «Но разве не сказано о нем уже всё, что только можно сказать? Опубликовано с десяток биографий, тома воспоминаний, бесчисленное количество статей и научных работ. Снял фильм Анджей Вайда. Международные организации проводят корчаковские симпозиумы и конференции. В интернете можно найти сотни крылатых фраз, связанных с его именем. Школы, харцерские дружины, детские дома выбирают его своим покровителем».
Конечно, сказано много, однако никто еще не пытался создать портрет Корчака с таких разных позиций и точек зрения.
Так же, как никто не пытался рассказать о его жизни с самого ее начала. Для многих она начинается и одновременно заканчивается в августе 1942 го, когда вместе со своими воспитанниками из «Дома сирот» он отправился на Умшлагплац, откуда поезда уходили прямо в Треблинку.
Ореол мученичества сделал его фигуру совершенно неподвижной. Корчак, утверждает автор, по-прежнему живет в общественном сознании главным образом как «герой ежегодных маршей, как символ и миф» — словно персонаж с иной планеты, неподвластный ни закону земного притяжения, ни каким-либо сомнениям и искушениям.
Но ведь всё было совсем не так.
Это и пытается донести до нас Иоанна Ольчак-Роникер, реконструируя биографию Януша Корчака.
При этом она достаточно критически подходит к первой книге о Докторе, написанной ее матерью, Ханной Морткович-Ольчак, рассказу которой свойственен «поминальный тон, которому так не хватает человеческих, приземленных деталей».
Иоанна Ольчак-Роникер решает оживить этот покрывшийся бронзой образ, снять его с пьедестала и очеловечить.
Ибо, как она справедливо полагает, «у него должны были быть свои слабости, недостатки, несуразицы и все те специфические черты, благодаря которым он может стать нам гораздо ближе». Поэтому Ольчак-Роникер следует за автобиографическими фрагментами, тут и там разбросанными по произведениям героя ее книги.
Большинство источников, которыми она пользуется, чтобы по мере возможности верно воссоздать биографию Старого Доктора, требуют от нее повторного прочтения и верификации. Но именно благодаря им мы узнаем о его делах.
Известные широкой читательской публике книги, адресованные младшей аудитории, к примеру: «Король Матиуш Первый» (1922), «Кайтусь-чародей» (1925), «Когда я снова стану маленьким» (1923).
Педагогические произведения, в которых он поднимался на защиту достоинства ребенка, признавая за ним право быть наравне со взрослыми: «Как любить ребенка» и «Ребенок в семье».
Обширная публицистика, выходившая в варшавских периодических изданиях, а также в еврейской прессе.
Знакомство с этими текстами помогает автору воссоздать интеллектуальную панораму на стыке XIX и XX веков, «докопаться» до родословной Януша Корчака — еврея, который чувствовал себя поляком, поляка, который не мог забыть, что он еврей.
Вольнодумца, вовлеченного во всё, что происходило вокруг, но при этом не принадлежавшего ни к одной политической партии, свободного от любых идеологий.
Участника русско-японской и Первой Мировой войн, майора польской армии времен независимости.
Члена масонской ложи («Почему бы и нет? Кодекс масонской этики строился на принципах, которыми он сам же и руководствовался»).
Пацифиста, который, потрясенный жестоким абсурдом войны, искал духовной опоры в теософии.
Словно эхом теософских воззрений звучат слова, которые он записывал в предчувствии конца: «Если ты не веришь в существование души, тебе придется признать, что твое тело будет жить как зеленая трава, как облако. Ведь ты — это вода и песок».
В своей публицистике он часто обращался к проблеме «двойной идентичности».
«Наивная вера, что можно одновременно быть евреем и поляком, сопровождала Корчака всю жизнь».
Не только он был в этом уверен, добавляет автор книги.
«Таким же примерно образом думали мои бабушка и дедушка, Янина и Яков Мортковичи, семья издателей. Они принадлежали к тому же поколению, что и Корчак, более того — к той же среде. В юности вращались в тех же самых варшавских компаниях «непокорных», утверждавших, что “никто не свободен от ответственности за то, что происходит вокруг».
Уместно вспомнить, что «непокорными”» Богдан Цивинский окрестил в свое время целое поколение польской интеллигенции, жившую на стыке XIX и XX веков.
Говоря о «той же среде» и том же поколении «непокорных», Ольчак-Роникер имела в виду участников курсов «летучего университета».
Лекции посещали люди, жившие наперекор идеям модернизма и разного рода упадническим настроениям.
И даже когда перспектива обретения Польшей независимости была очень туманной, они не падали духом, видя смысл в согласованных действиях сообща. Обычно они пытались «достучаться» до маргинальных сообществ, людей, живших на обочине жизни, отброшенных туда в силу своего низкого происхождения или тяжелых материальных условий.
Среди преподавателей были Людвик Кшивицкий, Ян Владислав Давид — редактор «Голоса», журнала радикальной интеллигенции, а также Вацлав Налковский: «...он оказал на Корчака наибольшее влияние своей бескомпромиссной критикой пассивного отношения к миру и предъявляемым к человечеству требованием неустанного этического развития».
Автор книги подчеркивает, что Януш Корчак на протяжении всей своей жизни одновременно был Генриком Гольдшмитом, не поддавшись окончательной полонизации.
И до самой смерти сохранил верность старому еврейскому нравственному девизу:
«На трех китах держится мир: наука, Божья воля и добрые дела».Иоанна Ольчак-Роникер дает слово и другим очевидцам.
Обращается к документам той эпохи. Приводит мнения людей, знавших Старого Доктора. Цитирует свидетелей последнего похода Януша Корчака и его воспитанников из Дома сирот на Умшлагплац.
Верно воссоздает топографию тех времен. Рассказывает о жизни своего героя на фоне политических и социальных перемен конца XIX — первого сорокалетия XX веков, когда история определяла ритм жизни каждого отдельного человека.
Тем не менее текстуальной основой для биографии Корчака остается его «Дневник». В нем можно обнаружить своего рода план автобиографии, согласно которому тот собирался описывать основные этапы своей жизни. Правда, сделать этого он не успел.
Автор вслушивается в едва различимый голос Доктора, доносящийся со страниц «Дневника». Его фигура редко выступает из тени на свет, он не говорит о себе много — скорее, просто излагает свои мысли.
Среди отдельных фраз, обрывков мыслей, всё время производящих впечатление незаконченных, на скорую руку записанных в самый момент их появления, вырисовывается его фигура. Невыразительная, размытая, но вместе с тем очень конкретная и живая. Несломленный мечтатель-революционер, учащий взрослых, «как любить ребенка», «пытался смотреть на окружающую его действительность холодным, бесстрастным взглядом натуралиста, который наблюдает, ничему не удивляясь, ничего не боясь, желая понять язык, на котором с ним разговаривает сама История».
Остаются фрагменты. Предусмотрительно извлеченные из «Дневника», они служат автору сентенциями, открывающими каждую главу книги.
Именно вокруг них и разворачивается повествование о Корчаке, разворачивается в своего рода домашней, даже интимной атмосфере, создающейся благодаря присутствию в тексте близких друг другу людей. Их судьбы часто развиваются параллельно, иногда сплетаясь между собой. Они имеют отношение к конкретному месту, конкретной традиции, культурному и духовному росту — поскольку порождены схожим опытом.
Хотя Иоанне Ольчак-Роникер не пришлось утруждать свою память, вызывая к жизни образ Старого Доктора — он навсегда запечатлен в истории ее семьи.
На страницах своей книги автор рассказывает об их последней встрече.
Незадолго до 12 октября 1940 года, когда Людвиг Фишер должен был распорядиться об установлении в Варшаве границ гетто, Корчак в последний раз появился в доме Иоанны ОльчакРоникер, которой тогда было шесть лет:
«“Он просил нас пожертвовать репродукции картин, чтобы украсить ими стены своего нового детского дома, в гетто” , — так описывала моя мать эту встречу, стараясь передать ее колорит и атмосферу.
Тепло и уют их семейного очага, с которым она должна была очень скоро расстаться. Страх перед будущей неизвестностью. Сопереживание по поводу неподъемной тяжести, которую должен был взвалить на себя ее друг — измученный пожилой человек. Я ничего не запомнила, играла с собакой, которую нам оставили наши друзья, переехавшие в гетто.
Я знала, что мы уезжаем из Варшавы — и как же тогда быть с песиком? Вот что тревожило меня больше всего».
Выстраивая повествование о жизни Корчака, Иоанна ОльчакРоникер в то же время рассказывает и о себе, обращаясь к собственным корням, воскрешая целый мир, который был обречен и в результате оказался полностью уничтоженным.
Восстанавливая память об ушедших, пытаясь понять, в чем был их жизненный выбор, она пытается найти этот самый «подземный источник» удивительных и запутанных судеб поляков и евреев.
Комментариев нет:
Отправить комментарий