суббота, 1 ноября 2014 г.

ЧЕЛОВЕК ЗАПАДА
Некогда был в Москве институт Шабшая (ГЭМИКШ – Государственный электромашиностроительный институт им. Каган-Шабшая). Институт родился на свет 15 ноября 1920 года. Теперь уже мало кто помнит об этом удивительном явлении, забыли и о его создателе. Но в семье Якова Фабиановича Каган-Шабшая сохранились замечательные документы. Среди них – запись беседы Сталина с представителями института Каган-Шабшая, в том числе и с самим Яковом Фабиановичем.
Из автобиографии Каган-Шабшая:
«Родился в 1877 году в городе Вильно, отец – учитель Еврейского казенного училища. В 1896-м окончил классическую гимназию в г. Могилеве, после чего поступил в Киевский ун-т на медицинский факультет, который не закончил, а перешел на математический факультет этого же ун-та, который окончил в 1902 году. В том же году поступил в Льежский электротехнический институт (в Бельгии) на 3-й курс и окончил его с отличием. После окончания Льежского института в качестве молодого инженера около года пробыл в Берлине на з-де «Сименс и Шуккерт», откуда в 1920 г. поступил инженер-электриком на Московский Электрический завод Вестингауза. В 1910 году стал заниматься научной деятельностью и консультационной работой. В1920 году организовал Институт инженеров-электриков производственников, в дальнейшем Государственный электромашиностроительный институт моего имени, где был вплоть до конца 1931 года директором и профессором электромашиностроения, заведуя той же кафедрой».
Фрагменты записи беседы бюро фракции ВКП(б) электромашиностроительного института имени
Я. Ф. Каган-Шабшая и т. Каган-Шабшая с т. Сталиным.
Беседа состоялась 9 мая 1928 года в ЦК ВКП(б) и продолжалась с 5 час. 15 мин. до 7 час. 15 мин.
Присутствовали: т.т. К. А. Грант,
Я. Ф. Каган-Шабшай, И. Бирбрайер, М. Бирбрайер, В. Жешко – от института и т. Сталин.
(Стиль документа сохранен. Опубликован впервые в газете «Окна», Израиль, 26.09.02)

т. Грант: Тов. Сталин, мы хотели бы поставить перед вами и просить у вас содействия и помощи в разрешении следующих двух вопросов:
а) об Институте как таковом и
б) о вытекающих из опыта этого Института, а также, может быть, отчасти и западно-европейского и американского опыта наших представлений о том, что вами в свое время на Ленинградском активе было сформулировано как «Задача создания живого кадра индустриализации».
Сначала об Институте. Так как у вас, вероятно, уже общие представления о нашем деле (насколько нам рассказывали) есть, то я возьму только некоторые отдельные моменты.
1) Институт основан т. Каган-Шабшаем и группой коммунистов, тогда вернувшихся с фронта, ныне инженеров, окончивших институт в 1920 г.
т. Сталин: Где и в чьем ведении находится Институт?
т. Грант: Институт сначала был при Главэлектро, затем при ГЭТе (Государственный электротехнический трест – прим. «ЕС») и, наконец, в 1923-24 гг., когда Гравпрофобр и Наркомпрос начали все это дело стягивать к себе, Институт перешел в ведение Наркомпроса по Главпрофобру. С этого момента и начинается борьба за существование Института. Мы уже охватили почти все ветви технического, а отчасти и общего образования по нашему режиму. У нас есть Рабфак и физико-математическая школа (средняя школа); мы развиваемся и далее и растим это дело по установленным принципам, которые вам, вероятно, известны <...>.
Отдельно стоит вопрос, вызывающий наибольшее непонимание, – это вопрос о сроках обучения. У нас в
2 года укладывается программа против фактических 6, а то и 7-8 лет во втузах нормального типа. Здесь происходит обычная история по отношению к заводу, моменты рационализации как будто понимают, что можно одно и то же дело закончить в 2-4 года и возиться с ним в течение 6 лет, но в отношении срока втуза – здесь в вопросе приходилось вести упорную борьбу. Мы укладываем ту же самую научно-техническую базу в 2 года, что остальные ВТУЗы растягивают на 6-8 лет (у нас человек должен пробыть не менее 2 лет и имеет право пробыть в нем не более 3 лет).
Между прочим, тов. Шохор – работник Главэлектро – на днях прислал нам интересную справку, в ней он подсчитывает, что из семи с половиной лет пребывания студента во втузе фактически на воспитание и образование из него инженера, т. е. на обучение как таковое, из них уходит 1-2 года. Это показывает, с одной стороны, на растрату сил и средств в этом деле и с другой стороны – указывает на возможности, имеющиеся налицо в смысле сокращения сроков пребывания и обучения студента во втузе. <...>
т. Сталин: Задача состоит в том, чтобы хорошо работать, а там видно будет.
т. Грант: Я должен подчеркнуть, что самая бешеная борьба против Института началась именно с момента его перехода в ведение Наркомпроса по Главпрофобру.
т. Сталин: Как к вам относится Наркомпрос?
т. Грант: Наркомпрос беспрерывно вел против нас борьбу, и притом в самых безобразных формах – в основном по линии ликвидации Института. В последнее время все работники Главпрофобра, и главным образом (как это ни странно) его руководители-коммунисты, стали выступать и против нашей системы – системы органической связи втуза с производством как таковой.
т. Сталин: Можете ли вы доказать документально, где они выступают и высказываются против связи втуза с производством?
т. Грант: <...> Можно указать на выступление т. Луначарского на VIII съезде ВЛКСМ, на выступление т. Ходоровского на ЦБ Пролетстуда, где последний указал, что эта система «кооперативной связи» втуза с производством разрушает втузы, указывая на пример Ломоносовского института (Московский механический институт имени М. В. Ломоносова, предшественник МАМИ – прим. «ЕС»). <...>
После того как Наркомпросу стало ясно, что нас трудно свалить, он поставил вопрос об Институте на заседании Коллегии Наркомпроса, где было вынесено решение считать наш Институт техникумом, что фактически (это вам осветит подробно т. Каган-Шабшай) сводится к ликвидации Института, ибо существовать в качестве техникума он уже не может.
Затем на совещании представителей инженеров, административных и партийно-профессиональных работников ГЭТа было вынесено постановление о том, что выпущенные нами являются инженерами, что работа наших инженеров удовлетворяет электропромышленность, и был поставлен вопрос перед ВСНХ о передаче нас в ведение ВСНХ, ибо для работников электропромышленности, как и для нас, совершенно ясно, что дальше в рамках Наркомпроса мы жить и развиваться не сможем, посколько Наркомпрос совершенно сознательно взял линию на ликвидацию Института как такового.
Вслед за этим электропромышленность совместно с ВСНХ поставила этот вопрос перед ЦКК – РКИ, и последняя после почти полугодового обследования Института и работы его инженеров на производстве, которое было произведено т. Гольцманом по поручению ЦКК – РКИ, созвала широкое совещание под председательством т. Лебедя при ЦКК –  РКИ в составе всех представителей заводов, с которыми мы связаны (директоров, инженеров и т. д.), Наркомпроса и наших представителей. Это совещание вынесло постановление, основные пункты которого гласят:
1. Институт является вузом и выпускает инженеров по электромашиностроению.
2. Поручить Наркомпросу и ВСНХ СССР изучить и выяснить возможности распространения существующей системы Института.
т. Сталин: Вы только электромашиностроительных инженеров выпускаете?
т. Грант: Нет, также и монтажных, и электротехнологов, в общем, выпускаем около 40 процентов всего, что идет в электроиндустрию. Все электровтузы, имея контингент
5 тысяч человек студентов, выпускают ежегодно только 100-200 человек. Мы (ГЭМИКШ), имея ежегодный контингент 330 человек, выпускаем 150 человек.
Это постановление совещания
т. Лебедя в форме проекта резолюции заседания коллегии ЦКК – РКИ СССР было разослано всем заинтересованным сторонам, но не поступило на окончательное утверждение Коллегии из-за исключительного нажима, произведенного в этом деле Наркомпросом.
Затем под председательством тов. Серго состоялось совещание в составе наших представителей т. Гольцмана, т. Лебедя и т. Ильина, где
т. Серго заявил, что они по-прежнему целиком нас поддерживают, но окончательное решение вопроса пусть возьмет на себя ЦК партии.
Мы думаем, т. Сталин, что Центральный Комитет после семилетних мытарств, пережитых Институтом, сможет, наконец, разрешить этот вопрос в смысле окончательного утверждения тех результатов, к каким пришло совещание т. Лебедя при ЦКК РКИ. Что касается того, где это утверждение будет конкретно проходить – в ЦК партии, в Комиссии ли т. Молотова, на Секретариате или же в Оргбюро, это уже ваше хозяйское дело.
Теперь, я думаю, выскажется товарищ Я. Ф. Каган-Шабшай по общим вопросам, а также дополнит моменты, затронутые мною, а затем можно будет приступить к выводам практического характера, в которых мы просили бы вашей помощи и содействия.
т. Сталин: Чем и как вы живете материально?
т. Грант: Мы живем пока на хозрасчете, да еще ГЭТ и ВСНХ нам кое-когда нелегально и полулегально помогают маленько некоторыми суммами.
т. К.-Шабшай: Разрешите мне остановиться на ряде вопросов, связанных с нашим делом.
Вам, конечно, известно, что фактически наша теперешняя высшая техническая школа представляет собой несколько прилизанную и приглаженную все ту же старую схоластическую школу. Ясно и то, что она выпускает не такого работника, который нужен нашей промышленности, да еще в настоящую эпоху индустриализации. Мы в этих вопросах пошли, как это вам известно, по совершенно другому, радикально другому пути. Не случайно, между прочим, что борьба против нас разыгралась по линии вопроса «Не вуз, а техникум». Они согласны нас считать каким угодно хорошим техникумом, но не втузом, ибо если бы они признали нас втузом, то это означало бы, что промышленность уже добилась и нашла свою научно-учебную идеологию в этих вопросах и что настоящее производственное учебное заведение может быть не техникумом, а втузом.
Следующий вопрос – это вопрос о том, что мы создали инженера совершенно нового типа, «инженера-производственника», воспитанного и образованного на производстве. Это, конечно, не значит, как пытается утверждать наш противник, что этот инженер является каким-то «обуженным» инженером. Ничего подобного. Мы должны сказать с полной ответственностью, что мы даем промышленности научно крепко воспитанного и образованного человека, но на другой, принципиально иной научной базе.
Мы приблизили почти к университетскому развороту главным образом вопросы математики и механики, ибо это есть действительно научная база инженера – работника индустрии, а не ее чиновника.
Следующий момент – наш противник просто не понимает, что производственная база, в которой работает наш студент, будущий инженер, равноценна научной, во-первых, в том смысле, что она воспитывает и образовывает и по чисто научной линии, и, во-вторых, в том смысле, что производственная база является самым мощным фактором в научном отношении, самой мощной научной лабораторией, которая напрягает и воспитывает мозги будущего работника индустрии по научной линии в том направлении, в каком это потребно производству.
Наши противники ставят вопрос о производственной базе как о каком-то неприятном ремесленном добавлении к тем «высоким» теоретическим функциям, которыми занят студент, будущий инженер, во втузе. Мы же ставим вопрос о производственной базе как о базе равноценной, и зачастую даже превосходящей научно-теоретическую базу, во всяком случае, как о базе, которая подстегивает, направляет и рационализирует вопросы чисто научно-теоретического характера. Что мы в этом деле стоим на правильном пути, доказывается не схоластическими спорами, а практическими результатами работы нашего учебного заведения. По настоящее число выпущено нашим Институтом 152 чел. Все они работают в производстве в качестве инженеров. Со своей работой справляются. Среди них есть уже и главные инженеры, и заведующие производством, и целый ряд других инженеров, выполняющих ответственные амплуа.
Правда, нужно отметить, что социальный состав Института по сравнению с другими втузами несколько похуже, но в то же время социальный состав выпущенных институтом специалистов в несколько раз превосходит таковой при сравнении с выпуском других втузов. У нас партийно-комсомольская часть выпускников-инженеров составляет 12 процентов против 1,2 и 1,5 процента выпущенных другими втузами, а главное ведь социальный результат, а не приятная картина хорошего соц. приема.
Дальше я должен указать, что неверно ни с какой, а тем паче с научной точки зрения ставить вопрос о так называемой «чистой теории», ибо конкретно в нашем российском разрезе эта «чистая теория» означает только то, что человек, как я выражаюсь, «выучившись на профессора»,  т. е. побыв, очевидно, в учебном заведении, прочитав ряд книг, затем был оставлен при этом учебном заведении приват-доцентом, после определенного срока был назван профессором, и точка. Ни в каких отношениях, если можно так выразиться, с научными и вообще реальными вопросами производства такого сорта профессор, конечно, не находился и не находится. Отсюда ясно воздействие такого рода преподавателя и профессора на воспитываемые им кадры.
Теперь разрешите перейти к вопросу о том, как работает сам Институт. Вы знаете, вероятно, что у нас студент работает 4 дня в производстве. Сейчас же после поступления он направляется на завод, где работает по дисциплине и режиму, установленным заводом, – сначала подручным рабочего, затем подручным техника, далее подручным инженера и, наконец, переходит на инженерное амплуа. Два же дня в неделю по 10­12 час. студент обучается теоретическим дисциплинам в институте.
Так мы понимаем органическую связь втуза с производством, и это, конечно, единственно правильное понимание ее.
Чтобы выяснить, насколько студенты выдерживают такой режим, мы провели медицинское обследование, и результаты показали, что у нас нездоровых людей совершенно нет, что здоровье студентов старших курсов не хуже здоровья студентов младших курсов. Спят наши студенты, если можно так выразиться, более чем хорошо. Таким образом, вопрос о том, что установленная нами органическая связь обучения с производством дает наибольшие научные и даже реальные производственные результаты, доказывается нашим опытом достаточно наглядно.
т. Сталин: Я с этим совершенно согласен, и в этом убеждать меня излишне.
т. К.-Шабшай: Я знаю, я с удовольствием читал ваш доклад, сделанный на Московском активе, и должен сказать, что получил громадное моральное удовлетворение от того факта, что к тем же выводам, к которым пришел я в результате 25-летней работы в производстве и науке, наконец начинают приходить руководители государства и партии.
т. Сталин: Что ваше дело, дело Института есть хорошее революционное и правильное начинание, это для меня несомненно. Мы на Пленуме хотя и спорили по этим вопросам, но для всех нас совершенно очевидно, что все дело технического образования мы повернем на эту линию связи с производством как основную линию и что втузы будут в ВСНХ, что мы крепко будем держать курс на органическую постоянную связь с производством. Это так же ясно, как вот графин, а в нем вода. Но мне кажется, не перегнули ли вы палку в сторону практицизма, в сторону большей доли производства, по сравнению с чисто теоретическими науками, причем я подчеркиваю, если вы и перегнули палку, то правильно сделали, ибо ведь вам нужно идти против установившихся веками традиций. Вот отсюда следует и то, что огонь по вас будет идти и будет открываться по линии, «что вы наносите ущерб науке в пользу практики». С другой стороны, у меня вот есть, и я читал, много материалов иностранных специалистов, работавших у нас, а потом уехавших к себе на родину (дневники, письма и т. д.); все они подчеркивают, что теоретически (если отбросить момент гражданской войны, несколько поставившей нас назад по сравнению с Западной Европой) наши специалисты как будто не ниже и даже зачастую выше западноевропейских, но вместе с тем они (иностранцы) просто смеются над тем, насколько наши специалисты беспомощны практически, беспомощны в вопросах реальной жизни и в процессах производства, плохо ориентируются в нем и т. д.
т. К.-Шабшай: Я должен сказать, что ничего эта самая теория наших специалистов, о которой вы говорили, не стоит, ибо она относится к тому же, о чем я уже говорил, – это теория людей, «выучившихся на профессора» при учебных заведениях, цена которой (научная) более чем неопределенна.
т. Сталин: Вы меня перебили, – я продолжаю. Меня поражает безответственность наших даже крупных специалистов: они меняют свои заключения по два-три раза по разным проектам, простое чувство научной чести (дать заключение – умереть, а на своем поставить), такое чувство у них отсутствует. Как делают. Напроектирует, потом зайдет в другое высшее по инстанции учреждение, где сам же по совместительству работает, и либо заменит свое же заключение, либо «перезаключит» и т. д.
т. К.-Шабшай: Эта безответственность вытекает из того, что это «божьи люди». Они совершенно оторваны от производственной реальной жизни, не знают ее. Они канцеляристы, а не ученые. Не случайно же и то, что они нынче поставили вопрос о втузах как о «храмах науки». Ведь это сплошной шантаж, ибо никогда и нигде втузы не считались и не были таковыми. Они являются, если можно так выразиться, «мастерскими прикладной науки».
т. Сталин: Некоторые специалисты в беседах со мною заявляли, что на Западе и в Америке в ход идет и в производство внедряется не «высший инженер», а скорее техник, реально знающий производственный процесс.
т. К.-Шабшай: Нет, т. Сталин, это не так. Я ведь сам человек Запада и должен вам сказать, что там именно инженер высшей квалификации и составляет кадр инженеров-производственников. Это только у нас Главпрофобр и Наркомпрос разделяют инженеров на «полноценных» и «неполноценных», «обуженных» и прочих инженеров. Здесь можно сказать, что производственник-инженер представляет собой не «обуженного», «укороченного» инженера, как это думают «божьи люди» из Наркомпроса, а неизмеримо более крепкого по сравнению с «чистой теорией» инженера-непроизводственника.
т. Сталин: Да, это ясно – весь ход технического образования и создание специалистов для индустрии прежде всего должен быть основан на связи с производством, в этом споров у нас нет. При старой системе создаются специалисты, которые в шахты лезть не хотят, не желают работать на заводе, а у вас вот пошли и использованы производством. В других вузах этого нет, и это надо изменить в корне. Кстати, как обстоит у вас вопрос с введением иностранных языков?
т. К.-Шабшай: Мы смотрим на этот вопрос так: инженер-производственник (такова выпускаемая нами продукция), он функционирует в производстве, реально приобщаясь к нему. Подталкиваемый жизнью, он вынужден будет добиться знания того или другого иностранного языка, ведь ему необходимо пользоваться каталогами, книгами на том или ином языке в его области и т. д. Естественно, что сама жизнь подтянет его к изучению иностранного языка. Между прочим, перед вами сидит один из инженеров, побывавший в Германии. Перед поездкой вся их группа изучала немецкий язык, и должен сказать, что нигде, как у нас, не владеют так хорошо и не пользуются иностранными языками.
т. Сталин: Все же без того, чтобы ввести иностранные языки в обиход втуза, нельзя, ведь вся техника – на английском, немецком и французском языках. Надо, чтобы каждый студент по выходе из втуза знал хотя бы один иностранный язык обязательно. Ведь вы не возразите против введения иностранных языков у вас?
т. К.-Шабшай: Если вы это предложите, мы, конечно, сделаем.
т. Сталин: А не попытаться ли вам по вашему методу поставить дело для создания кадров для общего тяжелого машиностроения?
т. Грант: У нас это в плане есть, и с осени мы пускаем в ход механико-производственный факультет, органически связанный по нашему режиму с производством.
т. Сталин: Кстати, как встречают старые специалисты выпущенных вами инженеров на производстве?
т. Грант: Сначала взяли, конечно, «в штыки», травили, пользовались положением, созданным для нас Наркомпросом, травили самым бешеным манером. Но затем, когда убедилась в том, что наши инженеры могут быть реально использованы производством и с полной ответственностью нести порученные им производством обязанности, они привыкли к мысли, что это пришла их смена. Нельзя сказать, чтобы они любили нас, но сейчас сработались с нами, во всяком случае, наш инженер вопросов о «чуткости» по отношению к ним со стороны производства и старых специалистов (как это гнет Наркомпрос по отношению к своим инженерам) не ставил и не ставит. Наши инженеры хорошо понимают (так они воспитаны), что производство – та же война, что туда нужно прийти в качестве бойцов, а не братьев милосердия.
т. К.-Шабшай: Сначала старые специалисты встретили наших инженеров более чем свирепо, ибо, простите за резкое выражение, наши пришли в производство в качестве «полулегальных паршивцев», не имеющих никакого звания (которое мы принципиально отрицаем и которое им не даем), кроме того, что они обучились и стали инженерами в 2-3 года, а не тратили на это дело 8-15 лет (последним старые специалисты заранее горько обижены). Затем они пришли на производство либо как коммунисты, либо это были руководимые коммунистами молодые красные специалисты. Совокупность этих моментов и определила сугубо обостренное по отношению к нашим молодым инженерам отношение старых специалистов. Тем не менее теперь положение как бы сгладилось, и наш молодняк спокойно срабатывается со старыми специалистами, в частности прекрасно работает с иностранными специалистами.
т. Сталин: Должен сказать, что иностранных специалистов у нас встречают отвратительно, травят, не дают работать и т. д. Продолжаю свою основную мысль. Огонь по вас, несомненно, будет вестись по линии того, что вы ущемили науку в пользу реального производства и практицизма. Как обстоит дело у вас с этим вопросом?
т. М. Бирбрайер: Видите ли, т. Сталин, вопрос обстоит так, что даже профессор Зилев из комиссии ГУСа вынужден был констатировать, что у нас математика предпочитается количественно и качественно, в полном втузовском объеме, да еще с целым рядом добавлений, то же самое и механика, но из этого он сделал странный вывод: так как проф. Черданцев и Бобарыков ему сказали, что это не втуз, то нужно количественно математику и механику сократить, что от этого ущерба не будет.
т. К.-Шабшай: Должен сказать, что по этой линии научной базы как раз именно представители чистой науки, профессора-универсанты, относятся к нам очень спокойно и хорошо. Происходит это потому, что вопросы университетской науки математики и механики в количественном и качественном отношениях поставлены у нас, как нигде. Здесь мы вытягиваем на максимум.
т. Сталин: Мне кажется, что установленный вами срок обучения в 2 года – маловат. По-моему, это слишком резко (хотя я понимаю правильность этой резкости – вы объективно все время вынуждены были вести бой против старой системы). Неплохо было бы довести этот срок до 3 лет.
т. К.-Шабшай: Мы ведь согласились с постановлением совещания т. Лебедя при ЦКК – РКИ о постепенном доведении сроков обучения в Институте до 3 лет. Это не противоречит принципиальным основам Института. Это есть, если можно так выразиться, «стратегический принцип». Но в этом моменте краткосрочности обучения есть и свой внутренний смысл, ибо при таком коротком сроке обучения студент, будущий инженер, получив научные основы, вместе с тем не теряет вкуса к дальнейшей работе, в то время как в других втузах – установка на то, чтобы «выучить все», поэтому естественно, что в реальную жизнь он приходит без вкуса к дальнейшей работе, тогда как жизнь требует людей молодых, с силой, вкусом и волей к дальнейшей работе в реальной жизни и производстве.
В качестве примера я могу привести хотя бы факт, сообщенный мне на днях секретарем вашей фракции т. Грантом, что у нас, например, имеется целый ряд инженеров-комсомольцев (часть из них занимает ответственные посты в производстве, вполне справляясь с возложенными на них обязанностями), в то время как из обычного втуза при его 6-7 годах обучения просто по возрастным данным (после 23 лет он уже механически выбывает из комсомола) комсомольцы, как правило, выйти не могут.
т. Сталин: С каким званием вы выпускаете ваших студентов?
т. Грант: Мы считаем, что инженер должен выходить от нас в жизнь без всякого звания. Мы только пишем, что он окончил институт, сдал все зачеты и может работать, по нашему мнению, как инженер, причем наше мнение для завода, конечно, не обязательно, а в дальнейшем уже само производство по выполняемой им работе должно квалифицировать его в качестве инженера. Таким образом, данный момент – звание инженера, как и в отношении рабочего, мы понимаем в качестве квалификации по роду работ и деятельности в жизни производства. Не в качестве формального момента звания, являющегося чистейшим и притом вредным пережитком феодализма. Вот почему мы стоим за отмену звания.
т. К.-Шабшай: – <...> Звание инженера должно быть понимаемо как квалификация по роду выполняемой работы, а не как лишь формальный момент звания.
т. Сталин: Это так, но все же, по-моему, звание нам еще пока нужно как некоторое, очень правда несовершенное и плохое, но все же оружие в борьбе молодых специалистов со старыми, так что, не возражая против принципиальной вашей установки в этом вопросе, все же пока это звание вам придется сохранить. <...>
т. Грант: Т. Сталин, мы просили бы вашей помощи и содействия в следующих пунктах:
1. Мы просили бы помочь нам поставить на Президиуме ВСНХ доклад об Институте с тем, чтобы было вынесено решение, что все то материально-организационное содействие Институту, которое они могут оказать сейчас, после последнего Пленума и его решений в отношении роли ВСНХ в деле технического образования, было бы проведено в жизнь ими в форме резолюции по докладу института.
т. Сталин: А ВСНХ и промышленность согласны на это?
т. Грант: Электропромышленность уже около 8 месяцев как вынесла постановление о полном нашем переходе в ведение ВСНХ. Дело здесь в том, что с переходом в ведение ВНСХ все вопросы юридически-организационного характера отпадают, ибо промышленность уже (она дерется за это на всех инстанциях) считает нас втузом, а нашу продукцию – инженерами, так что вашей помощи мы просили бы в том, чтобы всех подтолкнуло маленько, а то они вынуждены, если можно так выразиться, несколько легальничать и лояльничать в этих вопросах, бывших до последнего Пленума ЦК не их ведения вопросами.
2. Мы просили бы, чтобы вы помогли нам поставить во весь рост вопрос об Институте на Комиссии т. Молотова при Политбюро ЦК.
т. Сталин: А вы уже знаете о существовании Комиссии Молотова?
т. Грант: Знаем, и даже очень хорошо.
т. Сталин: А что это значит – «настояще» поставить.
т. Грант: Это значит, чтобы на комиссии ставился наш доклад в течение определенного и достаточного времени, чтобы содокладчиком был т. Гольцман, который в течение почти полугода от ЦКК РКИ по требованию электропромышленности делал соответствующее обследование, чтобы присутствовали при этом представители заводов, с которыми мы связаны работой, и т. д., тем более что мы, партийная организация Института, думаем, что всестороннее освещение и решение вопроса об Институте на Комиссии т. Молотова помогло бы партии и в решении вопроса общего образования о втузах и вузах.
т. Сталин: Это правильно и верно.<...>
Страстной бульвар, 27/16. Здесь находился ГЭМИКШ
Институт Шабшая просуществовал 13 лет. Противники Института постоянно поднимали вопрос о его «вредной деятельности».
В сентябре 1931 года Яков Фабианович, «человек Запада», был переведен на работу в Наркомат тяжелой промышленности для организации факультетов особого назначения – ФОНов (первый подобный факультет был создан еще при институте Шабшая).
ФОНы позволили в годы первых пятилеток в кратчайший срок дать инженерное образование руководителям промышленности, выдвинутым из числа профессиональных революционеров и рабочих. А вот Институт Шабшая передали оппонентам Якова Фабиановича, и в 1933 году ГЭМИКШ с их помощью был ликвидирован. Здание и преподавательский состав перешли в ведение Московского института связи. Студентов же распределили между московскими институтами – связи и энергетическим.
Ян Топоровский
(Продолжение следует)

Комментариев нет:

Отправить комментарий