среда, 4 сентября 2013 г.

Свенцицкий . Дань прошлому :: Вишняк Марк

http://krotov.info/history/20/1930/svenzizky.htm
http://m.tululu.org/bread_52102_192.xhtml
Одним из ярких воспоминаний моих были московские православные похороны. В детстве я много болел и многочисленные дни проводил в кроватке; напротив было два окна. И почти каждое утро — похоронные процессии. Их я боялся. Да и как было не бояться?.. Лежишь и вдруг: цок, цок, цок... Особый звук копыт по
6
мостовой... Четкий, медленный... Закрою глаза и как сейчас помню: лежу выздоравливающий и о чем-нибудь думаю или дедушка Андрей читает мне, папа на работе, мама "руководит" домработницей, вечно что-то убирают, хотя в квартире и так чистота... цок, цок, цок... Везут. Как завороженный смотрю на медленно возникающую в окне лошадиную морду или две морды с добрыми, усталыми глазами. Обычно это были старые красивые лошади, списанные из кавалерии или из беговых конюшен.
"Пара гнедых, запряженных с зарею"... Тогда я не знал стихотворения Апухтина и не слышал знаменитого романса, а просто видел его на яву. Я смотрю, затаив дыхание... Лошади покрыты белыми кружевными накидками с бахромой. На лбах лошадей белые стоячие кисти, а иногда и страусовые перья, возле розовых лошадиных губ узда украшена с двух сторон большими белыми резиновыми кругами. Английская упряжка без дуги, единственная тогда в Москве, так как все другие — "транспортные" — упряжки, включая извозничьи, были русские с обязательной дугой. В катафалк впрягали одну, пару, четверку, шестерку, а иногда, как на похоронах Л.В.Собинова, и восьмерку лошадей.
До начала тридцатых годов в основном были церковные похороны и вплоть до 1934 года не считались зазорными и никакими "последствиями" по службе родным покойного не грозили. В церквах отпевали и видных профессоров, и артистов — Г.Н.Федотову, М.Н.Ермолову, А.И.Южина, других.
По Б.Левшинскому переулку пролегал ближайший путь на Дорогомиловское кладбище, процессии мимо окон нашей квартиры обычно проходили в 11—13 часов дня. Гроб на высокой колеснице везли лошади, но провожать покойника было принято пешком, лишь пожилые ехали за гробом на извозчиках. От нашего дома по узкому, мощеному булыжником проезду процессия пересекала Садовое кольцо и Смоленский бульвар, направлялась к 1 -му Неопалимовскому переулку, потом через Плющиху и по 2-му Ростовскому переулку (который в моем детстве называли Кладбищенским) — на Дорогомиловский мост, далее и на Б.Дорогомиловскую улицу к месту "вечного упокоения".
Мимо наших окон из близлежащих храмов проходила дорога и на другие кладбища: Ваганьковское, Новодевичье, тогда еще не снесенное и расположенное внутри стен Новодевичьего монастыря, где сегодня оставлены лишь могилы известных деятелей: В.Соловьева, ген. Брусилова, А.Писемского, А.Плещеева и некоторых других.
7
...Смотрю в окно. Сегодня только пара лошадей. С обеих сторон идут два катафальщика. Они в не первой свежести серебристых цилиндрах и в не очень чистых балахонах. Третий катафальщик правит лошадьми. Лица у них подобающе печальные. Вот и сам белый катафалк на четырех огромных колесах, розоватый гроб покрыт парчовым покрывалом, закрытый. Розовый цвет означает, что усопшая — девица и, очевидно, молодая В Москве уже тогда было запрещено возить открытые гробы.
Уже в детские годы я понимал, что данные похороны — похороны обычного среднего человека и средства на них потрачены средние; покрывало взято на прокат в церкви и за него тоже взята средняя цена. За катафалком рядами медленно идут провожающие, а за ними — две извозничьи пролетки, один возница молодой, безусый, в синей поддевке, второй — чернобородый, в поддевке линялого цвета. Возницы сдерживают лошадей, непривыкших к такой медленной езде и то и дело фыркающих, а одна, задрав хвост, выбросила на мостовую дымящиеся конские яблоки, как бы подчеркнув этим, что жизнь — есть жизнь.
В той из видавших виды извозничьих пролеток, которой правил извозчик в линялой поддевке, сидит полноватая дама в черном, в фетровой серой шляпке. Глаза полны слез. Кто она? Мать? Бабушка?... Процессия скрылась.
Через несколько минут мелкой рысцой, на извозчике проезжает отец Стефан, настоятель храма Покрова в Левшине. Густые каштановые волосы подстрижены, элегантная борода, о.Стефан едет вслед процессии. Он еще молодой, этот интеллигентный священник, беженец из Варшавы, воспитанник Варшавской духовной академии. Участвовать в похоронных процессиях духовенству можно лишь по особому разрешению. Правда, тогда это касалось только Москвы и Ленинграда.
Дорогомиловское кладбище — исконное кладбище нашего Пречистенского благочиния (о Пречистенском "Сороке" впереди особая глава) оказалось недолговечным местом "вечного упокоения". С 1940 года захоронения стали сносить, а к 1946 году на месте русского и еврейского кладбищ уже высились многоквартирные дома. Для перезахоронений по желанию родственников и новых погребений в Востряковском лесу отвели участки для образования двух новых кладбищ — еврейского и русского. К чести евреев замечу, что очень многие из них перенесли прах своих предков, русские же — единицы... И вот почему.
В 1942 году, когда сносили кладбище, шло наступление на Сталинград и многим казалось странным, ненужным и даже цинич-
8
ньта переносить истлевшие родные кости, да и стоило это очень дорого. У меня на русском Дорогомиловском кладбище был похоронен дед — Андрей Степанович Незым. На присланную дирекцией кладбища в феврале 1942 года открытку с предложением перенести прах деда мои родители ответили отказом: отец считал это безнравственным, так как на фронте гибнут миллионы. Вопрос, конечно, спорный! Я же считал — прах надо при всех обстоятельствах перенести...
Строительство домов беспощадно наступало. В 1946-47 годах я часто бывал в одной из тех новостроек. И когда поздними зимними вечерами выходил из квартиры своей бывшей одноклассницы Инны Гимпельсон, дочери известного московского врача, мне казалось, я слышал, как ветер, завывая в стенах полуразрушенного храма Св. Елизаветы, поет свою вечную песнь всем, чей прах еще не потревожен, но уже обречен, всем, кого еще не коснулся бульдозер строителей, всем, кто здесь был погребен, кого, как и моего деда, не перенесли на другое кладбище, над кем нет теперь ни креста, ни памятника, не останется скоро ни костей, ни праха. Многие и сегодня помнят своих близких, скорбя, что лишены возможности чтить память погребенных здесь.
В 1948 году сломали храм Св. Елизаветы и полностью застроили Дорогомиловские кладбища многоквартирными домами. В одном из них, построенном на русском участке, жил Л.И.Брежнев, о чем извещала мемориальная доска, ныне уничтоженная... А зря! Физиономия Генсека, украшавшая дом, напоминала бы еще об одном "подвиге" коммунистов... Не знаю, спокойно ли спалось Генсеку на православной земле снесенного старинного кладбища, на месте разрушенного храма, поруганных могил гренадеров 1812 года (к Кутузовской избе перенесен лишь обелиск и, конечно же, не их прах)?..
Дорогомиловская дорога... Сталинский путь из Кремля на дачу в Кунцево... Предварял ее старый Арбат, где через сто шагов друг от друга, сменяясь день и ночь, дежурили "личности в штатском". Они охраняли Его дорогу на отдых... "Он" реял над всем. "Он" ездил в нескольких машинах (в каждой сидел "Он") по дорогомиловской дороге.
Когда "Отец народов", как легендарный призрак, проезжал по Большой Дорогомиловской улице, никто не знал и знали все не только в Москве, а даже и во всей стране с всевластным имперским именем СССР, что Сталин проезжал...
Представим, что в один из вечеров 1940 года Сталин чуть приоткрыл занавеску в машине и увидел белые ворота Дорогомилов-
9
ского кладбища, кресты и церковь Св. Елизаветы. Он быстро задернул шторку: "Отец народов", который мог все, боялся только смерти. Он любил себя — с детских, юношеских, семинарских лет и верил в личное бессмертие, в бессмертие для себя. Но он старел, чувствовал приближение смерти, стал забираться в подземелья, боясь всех... Сталин никогда не был "рыцарем революции", он был "смертельным трусом".
А однажды ранним утром, возвращаясь из Кунцева в Кремль, Сталин снова отдернул занавеску и на паперти Преображенского Собора увидел чуть приметные сквозь стекла три крышки от гробов. В Соборе были покойники! Смерть не должна быть видна...
Достаточно оказалось одного взгляда Сталина, одного его намека, чтобы на Дорогомиловской дороге стали сносить кладбище. В августе 1939 года был взорван второй после Храма Христа Спасителя (уничтоженного в 1931 году) по вместимости Дорогомиловский Собор, имевший 8 приделов. На его месте был построен мрачноватый многоквартирный, генеральский, как его назвал народ, дом. С него началась застройка Дорогомиловского шоссе, переходящего теперь в Кутузовский проспект.
А с середины 30-х годов были окончательно запрещены в Москве торжественные похороны-процессии. Смерть как бы заставили отступить, отказав ей в торжественности. Лошади совсем исчезли с улиц, помчались машины, в машинах — гробы, как бы пляшущие совместно с живыми бесконечную пляску многомиллионного города,. Но примечательно, что похороны еще некоторое время — примерно до 1938 года — были последней работой столичных коней. Печальные, везли они белые катафалки. Как это символично, конь, вековой друг человека, отходил в историю, везя гроб своего любимого хозяина, угнетателя и друга одновременно. Конь увозил человека, который веками называл его своим кормильцем, а часто и спасителем на полях войны; увозил человека прошлых веков, а "новый" человек пришел в жизнь с техникой двадцатого века и его в последний путь везет уже железный конь...
Боязнь смерти и теперь жива. Под влиянием, очевидно, атеизма переулок Мертвый при массовом переименовании улиц Москвы не получил исторического названия; так называемую улицу Н.Островского переименовали не в Мертвый переулок, а в Пречистенский!

***********************************************************************
Как бы то ни было, но в 1917-18 гг. случилось то самое, что в пятом году обсуждалось как теоретическая возможность. Большевики "разорвали" формулу "Земля и Воля": захватив власть и разогнав Учредительное Собрание, они сначала отняли у народа волю, а затем забрали у крестьян и землю, им первоначально предоставленную. Тем самым лозунг за землю и волю снова приобрел освободительный, антибольшевистский характер. 
http://m.tululu.org/bread_52102_136.xhtml

Комментариев нет:

Отправить комментарий