Винсенто Бласко Ибаньес. Обнаженная Маха

https://www.litmir.me/br/?b=214301

Винсенто Бласко Ибаньес. Обнаженная Маха

https://archive.org/details/severina-c_yandex_03_201606/01..mp3

Вон на той стене — святые Эль Греко{7}, окутанные зеленоватой или голубой дымкой одухотворения, стройные, в развевающихся одеждах.

Дальше, на картинах Риберы{8}, — лица темные и морщинистые, ужасно перекошенные от страдания и боли.
юноши из школы изобразительных искусств или бедно одетые девушки в туфлях со стертой подошвой и в помятых шляпках — они перерисованы картины Мурильо{9}. На белых полотнах проступали синие складки мантии Богородицы или упитанные розовые тела курчавых детей, играющих с божьим агнцем.

зал Веласкеса
небольшой зал, где висела картина «Фрейлины». Знаменитое полотно занимало всю противоположную от входа стену.

картину Веласкеса Los Borrachos («Пьяницы»)

длинными рядами висели полотна Гойи

другая — там гарцевал на коне Палафокс{20}, испанский Леонид из Сарагосы, в форме генерал-капитана, с элегантными бакенбардами и надменным выражением чисперо . Он был похож не так на офицера, как на предводителя народного восстания: в одной руке, затянутой в замшевую перчатку, — кривая сабля, а во второй — поводья крутобокой лошадки. генерал Палафокс. Картина работы Франсиско Гойи

— Маха Гойи!.. Обнаженная маха!..{21} Он произнес это, не осознавая, что говорит вслух;

казалось, это вылились в слова мысли, давно читавшиеся в его восхищенном взгляде. Нахлынули воспоминания, и, находясь в их власти, художник то шептал, то даже восклицал слова искреннего восторга. Он умиленно смотрел на это обнаженное тело, такое прекрасное и хрупкое; оно все сияло, словно это огонек жизни просвечивал сквозь перламутровую плоть. На кончиках тугих продолговатых персов, этих магнолий любви, дерзко и заманчиво смотря в разные стороны, розовели светлые бутоны. Едва различимый пушистый кустик затенял тайну лона; блестящим пятном лежал свет на безупречно круглых коленях и постепенно тускнел, переходя в тень, окутывающую маленькие ступни с тонкими розовыми, как у младенца, пальчиками.
Это была женщина некрупная, грациозная и пикантная, — испанская Венера, несущая на себе не больше плоти, чем нужно, чтобы придать нежную округлость ее изящным и легким формам. Янтарные глаза с лукавыми огоньками в зрачках смущали своим неотрывным взглядом; уголки хорошенького рта казались развернутыми крыльями вечной улыбки. Щеки, локти и ступни были нежно розовые и переливались прозрачностью и влажным блеском, как ракушки, раскрывающиеся и сияющие всеми цветами в таинственных глубинах моря.
Эта обнаженная женщина, положившая кудрявую головку на скрещенные руки, спокойно и непринужденно открывшая кустики волос в подмышках, стала символом пробужденного искусства, до некоторых пор презираемого и заброшенного. Казалось, это легкое тело едва касается зеленого дивана и кружевных подушек и вот-вот взлетит вверх, поднятое могучей силой воскресения.
Гойя тоже много работал, но одновременно и жил. То была жизнь художника и блестящего гранда: интересная, как роман, наполненная таинственными любовными приключениями. Приоткрыв занавес в его мастерской, ученики часто видели шелковые юбки королевы на коленях маэстро. Красивые герцогини того времени любили, чтобы этот сильный арагонец, такой мужественный и грубовато галантный, в перерывах между работой покрывал их щеки румянцем, и смеялись, как сумасшедшие, от его нежных и интимных прикосновений. Любуясь божественной наготой женщины, лежавшей в разобранной постели, он переносил ее на холст, повинуясь непреодолимому порыву, властной необходимости обессмертить красоту. И отблеск легендарной славы великого испанского художника падал на всех красавиц, увековеченных его кистью. Писать без страха и предубеждений, гореть в экстазе, воспроизводя на холсте светлую наготу, влажный янтарь женского тела с его бледнорозовыми оттенками морской раковины

 

Реновалес вспомнил другую картину — другую обнаженную женщину — «Венеру» Веласкеса, хранившуюся на чужбине. Но то произведение появилось не вследствие внезапного вдохновения художника, картину заказал монарх, который щедро платил иностранцам за полотна с обнаженной натурой и однажды потребовал чего-то подобного от своего придворного живописца.

и мастерскую залила волшебная мелодия — Largo religioso Генделя ^{46} — печальная, мистическая, мечтательная. 

«Ксеркс» — сороковая опера Генделя
The opening aria, "Ombra mai fu", sung by Xerxes to a plane tree (Platanus orientalis), is set to one of Handel's best-known melodies, and is often known as Handel's "Largo" (despite being marked "larghetto" in the scoreОткрывающая оперу ария Ксеркса Ombra mai fu (Листья нежные, густые…) считается одной из самых известных и красивых мелодий Генделя, обычно её называют «Ларго» Генделя (хотя в партитуре указан темп larghetto)
). https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%D1%81%D0%B5%D1%80%D0%BA%D1%81_(%D0%BE%D0%BF%D0%B5%D1%80%D0%B0)