Бивор, Энтони Beevor, Anthony Падение Берлина. 1945

советские армии, насчитывавшие более четырех миллионов человек, сосредоточились в Польше, вдоль реки Висла и южнее границы Восточной Пруссии. Они были готовы начать наступление, которое Гитлер считал невозможным.

http://militera.lib.ru/research/beevor2/02.html

Конев, по всей вероятности, ходил в фаворитах у Сталина, вызывая даже у него восхищение своей беспощадностью. Советский вождь присвоил ему звание маршала еще год назад, после ликвидации окруженных немецких войск под Корсунью{38}. 

То было одно из самых безжалостных сражений даже для такой жесточайшей войны. Конев приказал своей авиации разбомбить зажигательными бомбами местечко Шандеровка и тем самым заставить германских солдат, окопавшихся там, выйти в открытое поле. После того как 17 февраля 1944 года немцы стали прорываться из окружения, Конев устроил им западню. Его танки атаковали немецкие колонны, уничтожая противника огнем своих орудий и давя его гусеницами. После того как колонны были рассеяны, преследованием убегающих по глубокому снегу немцев занялась кавалерия. Казаки рубили противника без всякой жалости, по-видимому не щадя и тех, кто поднимал руки вверх. Только в тот день погибло около двадцати тысяч немцев. 

24 Января 2014, - http://www.segodnya.ua/life/stories/godovshchina-bitvy-pod-korsunem-vybiraem-svoyu-pravdu-491131.html

Музей истории Корсунь-Шевченковской битвы
  в июле 1945 года было принято Постановление об открытии исторического музея.
Музей открылся в бывшем дворце Лопухиных-Демидовых - памятнике архитектуры XVIII - XIX вв. В настоящее время Музей истории Корсунь-Шевченковской битвы занимает весь первый этаж бывшего дворца.

ВОЙНА В ГРЯЗИ. Черкасчина в тех местах — это пригорки и буераки, и воевать там непросто.
 Особенно зимой 1944-го, когда в начале января черноземы из-за оттепели раскисли так, что в них вязли даже известные своей проходимостью танки Т-34, которые немцы потом расстреливали из засад.
В феврале ударил мороз, и на каждую высотку, занятую врагом, нашим пришлось взбираться под огнем по обледеневшим склонам. 26 января танковые бригады 2-го Украинского фронта, наносившего удар с востока, едва сами не попали в окружение и лишь ценой больших потерь (например, в 110-й бригаде осталось 25% танков) сумели удержаться. Наступавший с северо-запада 1-й Украинский фронт в первый день топтался на месте и, лишь изменив направление главного удара, сумел развить успех, соединившись 28 января со 2-м Украинским в Звенигородке.

По словам завмузеем истории Корсунь-Шевченковской битвы Татьяны Поляковой, главной причиной задержки стала недостаточная подготовка операции:
 "Из архивов видно, что не хватало боеприпасов, одежды, солдаты воевали в рваных фуфайках, половина не в сапогах или валенках, а в худых ботинках с обмотками. Не спали сутками, питались за счет "бабушкиного аттестата" — еды, принесенной местными.
Наши танки нередко шли в бой без поддержки артиллерии и пехоты, из-за чего несли неоправданные потери.
Но корсунская группировка немцев была разбита, трофеями стали сотни орудий, танков, автомобилей".
 Профессор-историк Виктор Король говорит, что войска были обескровлены тяжелыми боями, и это сказалось под Корсунем.
 Но Сталин требовал: "Вперед!". "С потерями не считались, — говорит Король. —Нельзя не вспомнить и о заградительных отрядах СМЕРШ, этим патронов хватало.
 Второй этап операции — это оборонительные бои Красной армии на внешнем фронте по отражению попыток немцев разорвать кольцо окружения и методичное уничтожение нашими тех, кто был внутри кольца, надо занести в актив советским войскам: деблокирования не допустили, хотя и ценой больших потерь.
Наши Т-34 уступали немецким "Пантерам", которые показали себя под Корсунем очень неплохо, в отличие от тяжелых неповоротливых "Тигров", а командовавший ими генерал Ганс Хубе был опасным и талантливым командиром".

Во время успешного прорыва немцев на райцентр Лысянка, контратаковавшие их "34-ки" горели десятками.
Хубе уже радировал командующему окруженными генералу Вильгельму Штеммерману: "Я вас выручу. Хубе", настолько уверен был в успехе. Не выручил...
И главная заслуга в том, что "Пантеры" не дошли до окруженных всего 10 км, принадлежит не советским маршалам, а рядовым красноармейцам и командовавшим ими лейтенантам, немало коих и поныне считаются "пропавшими без вести".
Во многом по вине командующего 2-м Украинским фронтом генерала Ивана Конева (после Корсуня он стал Маршалом Советского Союза), который приказал: убитых похоронить за три дня.
Многих так и зарыли вместе с документами.

РЕЗНЯ НА БОЙКОВОМ ПОЛЕ. Апофеоз сражения — Бойковое поле, пятачок земли между селами Комаровка, Шендеровка и Хильки, на котором скопились более 30 тысяч немцев, пытавшихся 17-го ночью в метель прорваться к танкистам Хубе. "Это была бойня. Страшная жестокость со стороны Конева, отдавшего приказ "уничтожать врага без жалости", — считает Король. — Четыре часа в темноте наши танки утюжили гусеницами остатки прорывавшихся колонн. Конники Донского кавалерийского корпуса настигали безоружных немцев и сплеча рубили их шашками, несмотря на поднятые вверх руки. Именно поэтому под Корсунем убитых солдат вермахта насчитали намного больше, чем раненых". Пока кавалеристы гонялись за пехотой, танковая колонна эсэсовцев (до 40 танков) прорвалась к Лысянке и ушла из окружения. Танки им пришлось бросить, так как мост в Лысянке через реку Гнилой Тикич их не выдержал бы, а вброд пройти тяжелым машинам было нереально — болото. Но по переправе и вплавь, преодолев 30—35 метров ледяной воды и болота, пехота СС ушла к своим.

По мнению Поляковой, сдержать их было трудно: сплошной обороны вдоль Тикича не было. Наши закрепились на высоте 229 юго-западнее Лысянки и держали берег реки под обстрелом, но на выручку врагу пришли ночь и вьюга. На Бойковом поле погиб и генерал Вильгельм Штеммерман: в его вездеход попал снаряд. Конев приказал похоронить оппонента в селе Бранное Поле с воинскими почестями. Его могила сохранилась до наших дней, но о ней мало кто знает. Житель Бранного Поля Николай Хацаюк рассказал нам, что перед похоронами генералу отрубили палец, дабы снять с него кольцо с именным номером — для идентификации. "Он был в мундире, кожаном генеральском плаще, форменных валенках, — говорит Хацаюк. — Пока  копали яму, делали гроб, а труп Штеммермана лежал возле хаты, валенки кто-то из селян стащил, но командовавший похоронами офицер строжайше приказал их вернуть. Валенки нашлись, кто их взял — осталось неизвестным".

ПОЧЕМУ НЕМЦЫ НЕ СДАЛИСЬ. 8 февраля окруженным выдвинули ультиматум о сдаче, обещая сохранить жизнь, награды, личные вещи. Немцы отказались. По словам Короля, они до последнего надеялись, что их выручат, и опасались обмана: "Немцев, сдавшихся в плен под Сталинградом, наши держали на морозе несколько дней без еды, тогда от холода и голода умерли десятки тысяч". Как рассказала нам Полякова, лет 15 назад в их музей приезжали на пяти автобусах бывшие эсэсовцы, вырвавшиеся в 1944 году из кольца. "Выглядели эти старики прекрасно: выправка, холодный взгляд, — говорит Полякова. — Кажется, дай им автоматы — и они снова начнут стрелять. Проигравшими битву они себя не считают, мол, если мы остались живы, разве это не есть победа?".

"Черные свытки" из села Квитки

Пожалуй, самую большую цену за свое освобождение от оккупации заплатили в ходе Корсунь-Шевченковского сражения жители небольшого села Квитки, расположенного в 15 км южнее Корсуня. Все мужчины села, способные носить оружие, попали в жернова сталинского приказа, который давал командующим армиями право после освобождения оккупированных территорий проводить мобилизацию местного населения (обычно этим занимаются тыловые военкоматы) для пополнения частей Красной армии. Полевые военкоматы брали и тех, кому только исполнилось 18 лет, и тех, кто уже воевал, попал в окружение и вернулся домой. В армии таких презрительно называли "черными свытками" (свытка — верхняя одежда крестьянина. — Авт.) и относились как к пушечному мясу: многих даже не переодевали в военную форму, а сразу бросали в бой почти безоружными. Хотя по тому же сталинскому приказу, призывники должны были пройти 15-дневный курс молодого бойца.

С 1 по 15 февраля в Квитках полевой военкомат мобилизовал около 500 сельчан. Почти половина из них провоевали от одного дня до недели и погибли на околицах родного села, бои за которое шли с 30 января по 11 февраля 1944-го. Но не отступили. А женщины и дети копали окопы — за несколько дней было вырыто 7 км траншей, подносили боеприпасы, ходили в разведку. Из архивных воспоминаний участника боев Степана Дмитриченко, командовавшего отделением из 10 бойцов (в те дни ему было 35 лет): "Нас разбили на взводы и отделения, назначили командиров. Только командиры взводов были кадровыми. Задача — оборонять село, пока не придет подкрепление. С 1 по 6 февраля сдерживали атаки немцев, наступавших по 6—7 раз в день. Сами переходили в контратаки. В те дни погибло около 200 квитчан, 70 были ранены". Дмитриченко дожил до победы, а многие погибшие в первые дни обороны села и поныне считаются не участниками войны, а пропавшими без вести, ибо в суматохе войны писари не внесли их в списки мобилизованных.

Из ответа Корсунь-Шевченковского военкома родным одного из погибших: "Деревянко С. П. вступил в бой в разгар первых дней боев, погиб в первый день, оформления его через военкомат не произошло. Подтверждающих документов о его гибели нет, дальнейший его розыск невозможен и прошу таковой прекратить". Это значит, что его вдове не была положена пенсия за погибшего на фронте и другие льготы. Таких вдов после той битвы остались сотни. Они так и умерли, не добившись справедливости.

"Селянки носили нам мины"

Мы нашли единственного дожившего до наших дней корсунчанина — участника того сражения 70-летней давности (всего в Корсуне из участников до Победы дожили 54 человека): 89-летнего лейтенанта в отставке Ивана Крамаренко. В дни Корсунь-Шевченковской битвы он командовал взводом полковых (тяжелых) минометов калибра 120-мм (три миномета). "Они стреляют почти на 6 км, поэтому мы стояли за боевыми порядками пехоты и в рукопашную с врагом не сходились, но и нам доставалось: как откроем огонь, немцы засекают наши позиции и начинают обстреливать, — вспоминает Иван Ефимович.

— Наше участие в Корсунской операции началось в январе с занятия обороны в селе Медвин (40 км на запад от Корсуня), и лишь в феврале вслед за танкистами мы вышли к селу Хильки, где были окружены недобитые части немцев. Получили приказ: перерезать дорогу на село Селище (12 км на восток) чтобы не пропустить немцев на Лысянку. Шли сильные дожди, слякоть, тылы с боеприпасами завязли в Хильках, мин оставалось по 1—2 на миномет. Так местные селянки связывали по две 16-килограммовые мины веревкой и на плечах доставляли на позиции. Многие несли за пазухой, чтоб не замерз, еще и по куску хлеба нам, ведь есть тоже нечего было. Сидим на позициях, ждем. Нет-нет, вдруг смотрим — идет группа немцев. Ну, мы их минами и накроем, пулеметчики-пехотинцы тоже огонь вели. Не пропустили врага. Когда вернулись в Хильки, на Бойковое поле, где оставались окруженные немцы, нам подвезли боеприпасы, тут уж мы развернулись! Нас тоже обстреливали, но не сильно, у немцев снаряды были на исходе. В моем взводе были раненые, но никого не убило. А из нашего полка — 62 человека в братской могиле под Комаровкой похоронены. Через день-два немцы начали массово сдаваться в плен. Кто убегал — за ними не гнались, очередь из автомата вслед, не попали — убежал, а в кого попали — остались навеки в нашей земле. Видел штабеля немцев, раздавленных танками, в каждом по три десятка трупов. Там их и хоронили селяне, потом эти могилы запахали, родственники погибших немцев после войны приезжали — ничего не нашли, поле им показали, и все.

Далее мы пошли на Лысянку (20 км на юго-запад). Помню местного деда, участника Гражданской войны. Увидел нас: "Сынки, есть хотите?" Полез в погреб, принес ведро картошки, сварил: "Еште, хлопцы! Хлеба, извините, нету". Наелись от пуза. Мы во взводе жили одной семьей. Замковзвода мой, старший сержант Новиков, москвич, провиантом заведовал. Убили его позже... Я папиросы из офицерского пайка делил на всех. Далее наш путь был на Виннитчину, на Румынию. Несколько месяцев спустя под Яссами я был контужен осколком, который ударил по каске, и ранен пулей в руку. Но это уже другая битва".