Стивен Кинг. Рита Хейворт или Побег из Шоушенка

Andy Dufresne Энди Дюфренс
 http://lib.ru/KING/shoushenk.txt

Rita Hayworth and Shawshank Redemption

 

Rita Hayworth and Shawshank Redemption is a novella by Stephen King, from his collection Different Seasons (1982), subtitled Hope Springs Eternal.
 It was adapted for the screen in 1994 as The Shawshank Redemption, which was nominated for seven Academy Awards in 1994, including Best Picture.^[1]
 In 2009, it was adapted for the stage as the play The Shawshank Redemption.^[2]

The novella's plotline is heavily based on God Sees the Truth, But Waits by Leo Tolstoy.

 

 

Хулиан Каракс

Клара поведала, как во время своего изгнания, во Франции, они с Клодеттой брали уроки у частного преподавателя, вечно подвыпившего мужчины лет пятидесяти, который строил из себя литератора, гордился тем, что мог без акцента продекламировать «Энеиду» Виргилия на латыни, и которого девочки прозвали мсье Рокфором
мсье Рокфор регулярно посещал книжные развалы напротив собора Парижской Богоматери и именно там в 1929 году случайно наткнулся на экземпляр книги никому не известного литератора по имени Хулиан Каракс.Книга называлась «Красный дом»

Судя по биографической справке, Хулиан Каракс, молодой двадцатисемилетний писатель, считай, ровесник века, родился в Барселоне, но проживал в Париже, где писал по-французски свои книги и зарабатывал на жизнь игрой на фортепьяно в маленьком ночном кафе свободных нравов.

«Красный дом» был посвящен бурной жизни весьма неординарного человека, который грабил магазины игрушек и музеи, вырывал глаза похищенным куклам и марионеткам и относил их в свое странное одинокое пристанище, заброшенную оранжерею где-то на берегах Сены. Однажды ночью, желая пополнить свою коллекцию, он проник в респектабельный дом на улице Фуа, принадлежавший одному из магнатов, изрядно нагревших руки на грязных махинациях во времена промышленной революции. Дочь магната, изысканная, образованная девушка, вхожая в высший свет, воспылала к вору любовной страстью. По мере развития запутанного сюжета, полного скабрезных подробностей и сомнительных сцен, героиня раскрыла тайну загадочного потрошителя кукол, но при этом она узнала еще и ужасные подробности из жизни собственного отца, что привело повествование к страшному и весьма туманному финалу в духе готической трагедии.

Мсье Рокфор, у которого завзятые неудачники всегда вызывали деятельное сочувствие, потратил полфранка на творение Каракса

Один продавец припомнил, что однажды держал в руках роман Хулиана Каракса, который назывался «Церковный вор», но с тех пор прошло много времени, а потому он не может утверждать наверняка.
В конце 1935 года до Рокфора дошли слухи о том, что одно маленькое парижское издательство выпустило в свет новый роман Каракса «Тень ветра». Он послал издателю письмо, надеясь приобрести несколько экземпляров. Ответа так и не дождался. Через год его давний приятель, торговавший на книжном развале на правом берегу Сены, спросил, интересуется ли он все еще Караксом. Мсье Рокфор ответил, что вовсе не намерен сдаваться. Это уже был вопрос принципа: если весь мир сговорился предать имя Каракса забвению, то лично он не сложит оружия. Тогда букинист рассказал ему, что несколько недель назад о Караксе снова поползли слухи. Было похоже, что его дела наконец пошли на лад. Он собирался вступить в брак с дамой из хорошего общества и после долгих лет молчания опубликовал новый роман, который удостоился хвалебной рецензии в «Монд». Однако когда судьба, казалось бы, проявила к нему благосклонность, Каракс ввязался в какую-то дуэль на кладбище Пер-Лашез. Подробности и сопутствующие обстоятельства оставались неясными. Стало лишь известно, что поединок состоялся утром того дня, на который была назначена свадьба, и в церкви жених так и не появился.

Потом до мсье Рокфора дошел странный слух, будто кто-то интересуется загадочным автором и скупает, крадет, идет на что угодно, лишь бы добыть его творения, которые тут же предает огню. Никто не знал ни что это за человек, ни почему он так поступает. Этот факт добавил персоне Каракса еще больше загадочности.


Я подошел к открытому балкону и выглянул на улицу, привлеченный мерцанием фонарей. В темном пятне тени на мостовой угадывалась неподвижная фигура. Нервно подрагивавший янтарный огонек сигареты отражался в его глазах. Он был одет в темное, одна рука — в кармане куртки, в другой — зажата сигарета, окутывавшая легким облачком дыма контур его лица. Он молча смотрел на меня, и фонарь, светивший ему в спину, не позволял мне разглядеть его. Время от времени незнакомец неторопливо затягивался, неотрывно глядя мне в глаза. Когда соборный колокол пробил полночь, он легонько кивнул мне; я догадался, что он улыбается, хотя и не мог этого видеть. Я хотел ответить на его приветствие, но почему-то не мог пошевелиться. Он развернулся и пошел прочь, прихрамывая. Я едва ли придал бы значение появлению незнакомца в любой другой день. Когда его фигура скрылась в ночной дымке, я почувствовал, что у меня перехватило дыхание, а на лбу выступил холодный пот. Точно такая же сцена была описана в «Тени ветра». Главный герой романа каждый вечер выходил на балкон, и из полумрака на него смотрел неизвестный, затягиваясь сигаретой. Его лицо всегда оставалось в тени, и лишь глаза мерцали, словно угольки. Человек стоял, засунув одну руку в карман черного пиджака, а затем удалялся, прихрамывая. Тот, кого я только что видел, мог быть обычным полуночником, человеком без имени и лица. В романе Каракса этим незнакомцем был дьявол.
Клара говорила о странном незнакомце, который подстерегал ее на улице, когда она бывала одна, и заговаривал с ней сухим, ломким голосом. Загадочный незнакомец, ни разу не назвавший себя, расспрашивал ее о доне Густаво и даже обо мне. Однажды он ласково провел рукой по ее шее. . Клара рассказала, как однажды попросила таинственного преследователя разрешить ей изучить пальцами его лицо.
 Он промолчал, и его молчание она расценила как согласие. Однако стоило ей поднести руки к лицу незнакомца, как тот внезапно ее остановил, так что она едва успела к нему прикоснуться.

— Похоже, что на нем была кожаная маска, — утверждала она.

коллегами-букинистами ,все сошлись во мнении, что любая книга Каракса ценится отныне на вес золота, особенно во Франции.

(день рождения - 16лет)Я шел куда глаза глядят, не удостоив внимания незнакомца, застывшего у Пуэрта-дель-Анхель и наблюдавшего за мной. На нем был все тот же темный костюм, правую руку он все так же держал в кармане пиджака. В глазах его сверкало и множилось отражение огонька сигареты. Слегка прихрамывая, он последовал за мной.
Подходящий вечер для терзаний, верно, Даниель? — произнес голос из густой тени. — Закуришь?

Я рывком вскочил на ноги, тело пронзил внезапный холод. Чья-то рука протягивала мне из темноты сигарету.

— Кто вы?

Незнакомец несколько приблизился ко мне из темноты, но лицо его по-прежнему было скрыто. От его сигареты поднимался голубой дымок. Я сразу узнал темный костюм и руку, прятавшуюся в кармане пиджака. Глаза его посверкивали, как стеклянные бусины четок.Его голос был сыпучим, как песок, и звучал болезненно. Слова он произносил слабо и невнятно, как на пластинках на семьдесят восемь оборотов в минуту

Меня вдруг осенила страшная догадка: этот человек и был тем самым незнакомцем, что, не представившись, донимал Клару вопросами на улице. Он существовал на самом деле.  У этого типа не было ни носа, ни губ, ни век. Вместо лица у него была маска из черной, изборожденной шрамами кожи, которую обезобразил огонь. Та самая маска, о которой говорила Клара.

Клара хранила книгу Каракса на одной из застекленных полок у входа. Я на цыпочках направился туда. Мой план состоял в том, чтобы найти книгу, незаметно забрать ее, отдать этому психу и забыть о ней навсегда. Никто, кроме меня, не заметит, что она исчезла. Книга Хулиана Каракса, как обычно, ожидала меня на своем прежнем месте, чуть выдвинув вперед корешок. Я взял ее и прижал к груди, будто обнимал старого друга, которого готовился предать.Книга Каракса выпала из моих рук. Адриан Нери поднял ее и злобно бросил мне в лицо.

Присев на корточки, я достал из-под пиджака книгу Каракса, открыл ее и еще раз прочел ту первую фразу, что зачаровала меня много лет назад.

Тем летом все дни выдались дождливыми, и, хотя многие утверждали, что это кара Господня за то, что в селении рядом с церковью открыли игорный дом, я знал: это мой и только мой грех, ибо я научился лгать, а в ушах моих все еще звучали слова матери, сказанные на смертном одре: я никогда не любила человека, ставшего мне мужем, любила другого, о котором мне сказали, будто он погиб на войне; найди его и скажи, что я умерла, думая о нем, ведь он-то и есть твой отец.

Первым, от кого я услышал о Караксе, был Тони Кабестань, издатель. Это было двадцать лет назад, до того, как его издательство закрылось. Так вот Кабестань, бывало, возвратившись из очередной поездки в Лондон, Париж или Вену, заглядывал ко мне сюда поболтать, Мы оба овдовели, и он все сетовал, что каждый из нас женат на книгах, я — на старых, а он — на конторских. Да, это была настоящая дружба. Однажды он рассказал мне, что почти задаром приобрел права на все испаноязычные издания некого Хулиана Каракса, барселонца, живущего в Париже. Случилось это то ли в 1928-м, то ли в 1929-м. Кажется, Каракс по ночам работал пианистом в захудалом борделе на Пляс Пигаль, а днем писал романы в нищенской мансарде в районе Сен-Жермен. Париж — единственный город на свете, где муки голода до сих пор возводят в ранг искусства. Каракс опубликовал пару романов во Франции, но успеха, увы, они не снискали. В Париже за Каракса и сантима бы не дали, но Кабестань был охоч до дешевизны.

Его (Каракса) мать была француженка, учительница музыки, кажется, и сам он жил в Париже то ли с девятнадцати, то ли с двадцати лет. Кабестань говорил, что получал от Караксa рукописи на испанском.
С 1928-го по 1936-й Кабестань издал восемь романов Каракса.
Вскоре после того как  старший сын  Кабестань взял бразды правления в свои руки, к нему домой явился какой-то тип и сделал весьма щедрое предложение. Он хотел купить целиком весь оставшийся тираж Хулиана Каракса и готов был заплатить втрое от рыночной цены.

Кто был этот тип? — спросил я.

— То ли Обер, то ли Кубер, не помню.

— Лаин Кубер?

— Знаете такого?

— Так зовут персонажа «Тени ветра», последнего романа Каракса.

— В романе Лаин Кубер — псевдоним дьявола.

Кабестань-младший рассказал об этом на следующий день своей секретарше. через несколько дней примерно в полночь склад издательства Кабестаня в Пуэбло Нуэво выгорел дотла.

секретарша Кабестаня, услышав о странном предложении, заподозрила неладное, на свой страх и риск забрала со склада по одному экземпляру каждого романа Каракса и унесла домой. Это она вела переписку с Караксом, и за столько лет они волей-неволей сдружились. Ее звали Нурия, и я думаю, что она единственная во всем издательстве, а то и во всей Барселоне, читала романы Каракса.  

Нурия Она моя ( Исаак) дочь 

Каракс — фамилия его матери. Фамилия отца — Фортунь. Он держал шляпную мастерскую на улице Сан-Антонио

Зритель, только что севший впереди, внезапно обернулся и пристально на меня посмотрел. Дымный луч кинопроектора пронзал сумерки зала — поток мерцающего света, сотканного из причудливых линий и пляшущих пятен. Я сразу узнал в незнакомце человека без лица. То был Кубер. Его глаза, лишенные век, отливали сталью, улыбка без губ пугающе кривилась в темноте.

фотография, старый снимок, какие печатали в студиях на толстых картонных пластинах. Края обгорели, и подернутое копотью изображение было как будто заляпано следами пальцев, перепачканных углем. Я рассмотрел фотографию под светом лампы. На ней была запечатлена молодая пара, улыбавшаяся в объектив. Ему на вид было лет семнадцать-восемнадцать; светлые волосы, тонкие аристократические черты лица. Она казалась моложе, на год или на два. У нее была бледная кожа, четкие черты лица и короткие черные волосы, которые оттеняли дивный взгляд, искрившийся весельем. Его рука лежала на ее талии, она же, кажется, шептала ему что-то насмешливое. От фотографии исходило такое тепло, что я невольно улыбнулся, будто в этих двух незнакомцах узнал старых друзей. На заднем плане угадывалась витрина, на которой были выставлены шляпы, бывшие в моде еще до войны. Я внимательно вгляделся в изображение. Судя по одежде, снимок был сделан по меньшей мере лет двадцать пять — тридцать назад. Лица неизвестных светились надеждой и ожиданием счастливого будущего, которое неизменно маячит на горизонте, когда ты молод. Огонь уничтожил часть фотографии, но все же там, за витриной, можно было разглядеть суровое лицо человека, зыбкий силуэт которого скрадывала надпись на стекле:

Антонио Фортунь и сыновья

Торговый дом основан в 1888

В ту ночь, когда я вернулся на Кладбище Забытых Книг, Исаак сказал мне, что Каракс взял фамилию матери, фамилия его отца была Фортунь, и он владел шляпным магазином на улице Сан-Антонио. Я еще раз взглянул на портрет неизвестной пары, уже не сомневаясь в том, что тот юноша — Хулиан Каракс, улыбавшийся мне из прошлого, не ведая о том, что его окружают языки пламени.

Еще мальчишкой он все рассказывал истории детям из соседних домов. Летом моя Исабелита с племянницами забирались по вечерам на крышу послушать. Говорят, он никогда не рассказывал дважды одно и то же. Но все о душах и мертвецах. Я же говорю, он был немного странный.

Хулиан редко здесь бывал. Он подружился в школе с юношей из хорошей семьи, Алдайя

Помню еще одного мальчика, немного шалый был, звали его Микель.

молодой Каракс обладал недюжинным талантом рисовальщика, но все рисунки так и остались эскизами.

летом 1936 года, в самом начале гражданской войны, один из служащих муниципального морга позвонил к нам в издательство и сообщил, что три дня назад к ним поступил труп Хулиана Каракса. Его обнаружили в каком-то переулке района Раваль, он был в лохмотьях и с пулей в сердце. При нем нашли экземпляр романа «Тень ветра» и паспорт. В паспорте значилось, что он пересек испанскую границу месяц назад.

Карлос Руис Сафон Тень ветра (2001 г.)

Карлос Руис Сафон

Тень ветра
(2001 г.)

 

http://lib.aldebaran.ru/author/safon_karlos/safon_karlos_ten_vetra/safon_karlos_ten_vetra__0.html 

  таинственное скрытое место в самом сердце Старого города: Кладбище забытых книг.

Хулиан Каракс  "Тень ветра".В романе речь шла о человеке, посвятившем жизнь поискам своего настоящего отца, которого он никогда не знал и о чьем существовании ему на смертном одре поведала мать. История этих поисков представляла собой фантасмагорическую одиссею, в ходе которой герой пытался восполнить все то, чего был в детстве лишен, а за главными событиями маячил образ несчастной любви, преследовавшей его до конца жизни.

 Мать умерла сразу после гражданской войны, во время вспышки холеры. Мы похоронили ее на кладбище Монтжуик, в день, когда мне исполнилось четыре года.

Мы с отцом жили в небольшой квартирке на улице Санта-Ана, неподалеку от церковной площади. Квартира располагалась над унаследованным от деда магазином, торговавшим антикварными изданиями и подержанными книгами

Некоторые вещи видны только в сумерках, — произнес отец

Наконец отец остановился перед резным деревянным порталом, потемневшим от времени и сырости. Перед нами возвышалось строение, напоминавшее развалины заброшенного дворца, где мог бы располагаться музей отзвуков и теней.
Кладбище Забытых Книг.
Когда исчезает какая-нибудь библиотека, когда закрывается книжный магазин, теряется или предается забвению какая-нибудь книга, мы, хранители, то есть те, кто обретается в этих стенах, уверены: эта книга обязательно попадет сюда.Каждая книга, которую ты здесь видишь, когда-то была чьим-то лучшим другом.

Исаак Монфорт Дверь открыл человечек с седой шевелюрой и птичьими чертами лица. Его орлиный глаз неподвижно уставился на меня.

— Здравствуй, Исаак.

— Согласно обычаю, каждый, кто приходит сюда в первый раз, должен выбрать одну-единственную книгу, ту, что ему понравится, взять ее под свое покровительство и отвечать за то, чтобы она никогда не исчезла, чтобы жила вечно.

Даниэль Семпере Сын продавца книг на улице Санта-Анна и владелец, начиная с 1945 года, единственной копии увлекательного романа неизвестного писателя, которого он будет пытаться найти, рискуя своей жизнью.

Лаин Кубер Псевдоним дьявола в романе Хулиана Каракса. Он ступил из своего вымышленного мира и преследует Даниэля Семпера в действительности.

Густаво Барсело Владелец похожей на пещеру книжной лавки на улице Ферран, он был негласным главой самой верхушки цеха букинистов. Хотя он родился в Кальдас-де-Монбуи, он утверждает, что является потомком лорда Байрона. Он серьезно интересуется книгой Даниэля «Тень ветра».

Фермин Ромеро де Торрес Чрезвычайно болтливый нищий, он утверждает, что был в плену в подвале Монжуик за шпионаж во время гражданской войны: «Разведка. Высококлассный шпионаж. Скажу только, что был человеком Масиа в Гаване».

Хавьер Фумеро Старший инспектор полиции, бывший наемник, который после войны стал полицейским мучителем в подвалах Монжуик.
мать вздумала нанять человека, чтобы тот разузнал, что на самом деле случилось с ее мужем. У детектива на расследование ушел не один месяц, но ему удалось обнаружить лишь часы с треснувшим циферблатом, да узнать имя человека, который расстрелял отца во рву крепости Монтжуик. Его звали Фумеро, Хавьер Фумеро. Нам сообщили, что поначалу он (и не он один) служил наемным террористом-убийцей в Иберийской федерации анархистов, заигрывал с анархистами, коммунистами и фашистами, обманывая всех и предлагая свои услуги тому, кто больше заплатит, а в итоге, после падения Барселоны, переметнулся на сторону победителей и пошел работать в полицию. Теперь он стал знаменитым сыщиком, инспектором, удостоенным множества наград.  человек в сером плаще и фетровой шляпе. У него были тонкие усики и стеклянно-голубые глаза
«Старший инспектор полиции Франсиско Хавьер Фумеро Альмуньис»

друг Томас Томас Агилар был моим одноклассником; все свое свободное время и весь свой талант он отдавал изобретениям, столь же гениальным, сколь бесполезным, таким, как самодвижущийся дротик или электроюла.Томас производил впечатление юноши замкнутого и нелюдимого. Он обладал телосложением борца, плечами гладиатора и тяжелым проницательным взглядом. Он довольно сильно заикался

Кафе «Четыре кота» находилось в двух шагах от нашего дома и было одним из моих любимых мест в Барселоне.

Quidproquo. 

— Quid pro… что?

— Латынь, парень. Мертвых языков не существует, есть лишь заснувший разум.

 Буквально: одна вещь за друтую. Латинская поговорка, которую обычно понимают в значении «путаница», «ошибка». Здесь, видимо: ты мне — я тебе.


  я отправился на улицу Кануда, в Атеней. Атеней был — и до сих пор остается — одним из тех уголков Барселоны, где девятнадцатый век до сих пор еще не получил извещения о том, что отправлен в отставку. Парадная каменная лестница вела к легким ажурным перекрытиям, галереям и читальным залам, где приметы прогресса, такие, как телефон, вечная спешка или часы на запястье, казались футуристским анахронизмом.

Лицо и руки женщины были бледны, почти прозрачны, черты лица четко очерчены, будто под блестящими черными волосами уверенный резец только что высек из мрамора тонкие линии. Я дал бы ей не больше двадцати, но что-то в ее движениях, в надломленной позе — так обреченно склоняются до земли ветви ивы — подсказывало, что у нее нет возраста. Казалось, она обречена оставаться юной, словно манекен в витрине роскошного магазина. Она была слепа. специалист по Хулиану Караксу — Клара Барсело .

Даниель, никогда никому не верь, особенно тем, перед кем преклоняешься. Они-то и всадят нож тебе в спину.

Мир мрачен, Даниель, а чудеса в нем скорее исключение. 

держи ухо востро: в книжном деле ничему нельзя верить.

«Монблан Майстерштюк» из номерной серии — и раньше ручка принадлежала, так, по крайней мере, с важным видом утверждал приказчик, самому Виктору Гюго. Он сообщил, что именно этим золотым пером были выведены строчки «Отверженных». черная авторучка, изукрашенная причудливыми узорами.Эта ручка, великолепная сама по себе, была к тому же воплощением барочного бреда из золота и серебра, а ее бесконечные грани сверкали, словно Александрийский маяк. купил ручку у коллекционера, прибывшего из Парижа, удостоверившись в ее подлинности.

Дон Федерико,Федерико Флавиа.  часовщик из нашего квартала, Была у него и другая, менее лестная слава, касавшаяся его увлечения мускулистыми юношами из самых грубых люмпенов и склонности одеваться в накидки из перьев, как у звезды тридцатых годов Эстрельиты Кастро Estrellita Castro .
Дон Федерико жил со своей восьмидесятилетней матерью, которую все называли Пепита, абсолютно глухой


образ отца — худощавого человека в сером костюме, сидевшем слишком свободно, и в поношенной шляпе со своим обычным выражением лица — смесью отчаяния и надежды.

Мерседитас, дочери нашей соседки с третьего этажа. Девушка слыла монашенкой и святой

от повышенной влажности, из-за нее мозги распухают.

поезда «Ренфе» RENFE (исп. Red Nacional de Ferrocarriles Españoles — «Национальная сеть железных дорог Испании») — государственная железнодорожная сеть Испании.


Адриан Нери молодого многообещающего композитора.Это был расфуфыренный тип, законченный фат и пшют, стремившийся походить на Моцарта

Бернарда .Барсело наткнулся на нее совершенно случайно — она торговала зеленью на рынке Борне — и, не раздумывая, предложил ей место прислуги в своем доме.а. Ей было тогда двадцать восемь, но она казалась мне лет на десять старше, возможно из-за выражения глаз. Бернарда была набожна и до самозабвения поклонялась Богоматери Лурдской.

Бездарности и неучи живут в состоянии вечной зависти.

— С вами все в порядке? — спросил голос из темноты.

Это был бродяга, которому я совсем недавно отказал в помощи.Он взял меня за руку и отвел в укромный уголок под аркадой, где хранил какой-то тюк и суму со старой грязной одеждой.Он походил на мелкого министерского бухгалтера, проходившего лет пятнадцать в одном и том же костюме.Фермин Ромеро де Торрес, госслужащий в отставке. Голый, он напоминал фотографию голодающего времен войны и дрожал, как ощипанный цыпленок. На запястьях и щиколотках виднелись глубокие вмятины, а на теле — уродливые шрамы. Ожоги. Этого человека пытали. Подобные следы оставляет паяльная лампа. Детективные способности, , проявлялись даже в мелочах.

ненависть — дар, который обретаешь с годами.

книжное дело — это нечто вроде сообщества отверженных

Нурия Монфорт  из тех, кто разбивает сердца по пути в ближайшую продовольственную лавку.Она моя (Исаака)дочь. в 1933-м или в 1934-м, она ездила в Париж по делам Кабестаня и останавливалась на пару недель у Хулиана Каракса. Мне об этом рассказал Кабестань.
женщина с посеребренными волосами все еще сидит на скамье с книгой в руках. Я внимательно рассмотрел ее. Нурия Монфорт была более чем привлекательной женщиной, с тонкими чертами лица и фигурой как на картинках модных журналов, молодость, казалось, так и лучилась в ее глазах. В ее хрупком изящном силуэте было что-то, напомнившее ее отца. Я предположил, что ей сейчас должно быть за сорок, принимая во внимание седые пряди и морщинки на лице, которое в полумраке могло показаться лет на десять моложе.

Люди любят усложнять себе жизнь, будто она и без того недостаточно сложна.

Однажды ночью, через несколько дней после пожара на складе Кабестаня, моя дочь Нурия явилась сюда. Она была сама не своя. Сказала, что кто-то преследует ее и она боится, что Кубер может добраться до этих книг, чтобы их уничтожить. Так что Нурия пришла спрятать книги Каракса. Она вошла в главный зал и засунула их подальше в лабиринт стеллажей, как прячут клад. Я не спросил, куда она их поставила, а сама она не показала. Перед уходом только обещала, что, когда найдет Каракса, вернется за ними. Мне показалось, что она все еще любит Каракса

Подарки делаются от души того, кто дарит, и не зависят от заслуг того, кто их принимает

Montblanc Meisterstuck fountain pen or the "Victor Hugo" pen

 US $295.00 Approximately ILS 1,008.02
The Montblanc Meisterstuck fountain pen is a symbol for the connection between Daniel and Julian. It helps draw another parallel between the two characters lives. Both of these individuals possessed this pen at some point in the novel and it was given to them by someone who cared for them. For Daniel his father bought it for him on his sixteenth birthday because he wanted to become a writer as a child. In Julian's case, Nuria Monfort bought the pen for Julian as a gift, but decided not to give it to him. She sold it to the store where Daniel's father ended up buying it from. At the end of the novel the pen is given to Julian by Daniel, who tells him to write again and he does. 

Доктор Баро (дом 12 по улице Рьера Альта.)был холостяком, страдавшим бессонницей, а потому проводил ночи за чтением Золя и — дабы убить время — разглядыванием женщин в нижнем белье на открытках с объемным изображением. Он был одним из постоянных посетителей магазинчика моего отца и сам себя называл заурядным коновалом, но, когда дело касалось диагностики, обладал глазом куда более острым, чем добрая половина врачей, чьи кабинеты располагались на роскошной улице Мунтанер. Большую часть его клиентуры составляли состарившиеся шлюхи из ближайших кварталов и обездоленные, которые не могли платить ему щедрых гонораров, но которых он все равно лечил. 

донья Энкарна  хозяйка пансиона 
Большинство ее постояльцев были люди бедные и одинокие, как и она сама.  

важной девицы, которая оказалась его сестрой.(Томаса Агилара) Беатрис, сестра Томаса, была на год нас старше. Беа Агилар
Рыжая, с белой прозрачной кожей, она всегда носила самые дорогие платья из шелка или тонкой шерсти. У нее были пропорции манекена, ходила она прямая, будто кол проглотила, всегда была довольна собой, воображая себя принцессой из собственной сказки. У нее были голубовато-зеленые глаза, но она настаивала, что их цвет — «изумрудно-сапфировый». она бойко хлестала анисовую настойку, надевала шелковые чулки от «Перла Грис» и красилась, как киношные вампирши

У Беатрис был жених, который служил младшим лейтенантом в Мурсии, истый фалангист по имени Пабло Каскос Буэндиа. Он происходил из знатной семьи, которой принадлежало множество корабельных верфей в Галисии. Лейтенант Каскос Буэндиа, который благодаря своему дядюшке из Военного министерства полжизни провел в увольнительных, постоянно разглагольствовал о генетическом и духовном превосходстве испанской расы и неминуемом закате большевистской империи.

сеньора Аурора,Консьержка 

Пенелопа Алдайя

Дорогой Хулиан,

Сегодня утром я узнала от Хорхе, что ты в самом деле уехал из Барселоны и отправился в погоню за своими мечтами. Я всегда боялась, что из-за них ты так никогда и не будешь принадлежать мне, как, впрочем, и кому бы то ни было еще. Мне бы очень хотелось встретиться с тобой в последний раз, посмотреть в твои глаза и сказать все то, что не могу выразить в письме. Ничего не вышло так, как мы планировали. Я слишком хорошо тебя знаю, поэтому уверена, что ты никогда не напишешь, не пришлешь свой адрес, что ты захочешь стать другим. Я знаю, что ты возненавидишь меня за то, что я не пришла в назначенное место, как обещала. Знаю, что ты решишь, будто я предала тебя или струсила.

Я столько раз представляла тебя, одного в том поезде, убежденного в моей измене. Я столько раз пыталась разыскать тебя через Микеля, но он сказал, что ты больше не желаешь меня знать. Что тебе рассказали обо мне, Хулиан, какую ложь? Почему ты им поверил?

Теперь я понимаю, что потеряла тебя, потеряла все. Но даже сейчас я не могу позволить тебе уйти навсегда и забыть меня, не сказав тебе, что не держу на тебя зла, что я все знала с самого начала, знала, что однажды потеряю тебя и ты никогда не сможешь увидеть во мне то, что я вижу в тебе. Я лишь хочу, чтобы ты знал: я полюбила тебя с первого дня нашей встречи и все еще люблю тебя, сейчас даже больше, чем когда-либо, хотя это теперь не имеет для тебя значения.

Я пишу тебе тайком, чтобы никто не знал. Хорхе поклялся убить тебя, если снова встретит. Мне больше не позволяют выходить из дома, даже приближаться к окну. Не думаю, что они когда-нибудь простят меня. Кто-то, кому можно доверять, пообещал мне, что перешлет тебе это письмо. Не называю его имени, чтобы не скомпрометировать. Не знаю, прочтешь ли ты когда-нибудь мои слова. Но если это произойдет и ты решишь вернуться из-за меня, верю, что ты найдешь способ сделать это. Пока я пишу эти строки, я вижу тебя в том поезде, терзаемого мечтами, с душой, раненной предательством, бегущего от самого себя и от всех нас. Есть столько вещей, о которых я не могу рассказать тебе, вещей, которых мы не знали, и будет лучше, чтобы ты так никогда и не узнал о них, не узнал правду.

Я прошу у судьбы только одного: чтобы ты был счастлив, чтобы все, о чем ты мечтаешь, стало реальностью, и, хотя со временем ты меня забудешь, хочу, чтобы однажды ты понял, как сильно я тебя любила.

Навеки твоя,

Пенелопа.

дон Анаклето Ольмо сосед по дому в нашем подъезде
Дон Анаклето носил звание профессора, преподавал в старших классах школы испанскую литературу и другие гуманитарные предметы