Марк Алданов
О ПУТЯХ РОССИИ

В журнале «Современные записки» напечатано в высшей степени ценное исследование И.И. Бунакова «Пути России». Интересу, который оно представляет, способствует большая эрудиция автора в области философско-исторических вопросов, ясность его мысли, смелый подход к теме и значительность самой темы. Наконец, и пишет И.И. Бунаков очень хорошо, т.е. очень просто, без унтер-офицерской вдовы, которая сама себя высекла, и без мавра, который сделал свое дело. Следуя завету большого мастера слова, И.И. Бунаков «говорит просто о важных предметах». В некоторый недостаток его статьям я бы поставил то, что уж очень бойко скачут у него разные исторические цивилизации — и скачут неизменно туда, куда это нужно по ходу мыслей автора. Несколько смущает также категоричность отдельных расценок и суждений И.И. Бунакова. Так, например, Александр Македонский, конечно, герой — но все-таки, почему же он «величайший из мировых гениев»? Думаю, что и Чаадаев вряд ли «самый крупный мыслитель России». Позволяю себе также усомниться (хотя это и «несомненно», по словам И.И. Бунакова) в том, будто «большевики изучали военную историю и систему управления монголов».

Однако, при всем исключительном интересе статей И.И. Бунакова, должно сказать, что они возбуждают местами и некоторое чувство тревоги. Размеры газетной статьи дают возможность лишь очень бегло коснуться основных идей автора.

У нас в последнее время не раз возрождали те взгляды, которые утвердились в истории русской мысли под не совсем удачным названием славянофильских. Сказывались намеки на возрождение славянофильства в трудах покойного проф. Эрна. Затем возрождал славянофильство М.О. Гершензон. Было еще несколько аналогичных попыток. Люди с педантическим складом ума могли по этому случаю указывать, что возрождают у нас славянофильство все больше публицисты, не принадлежащие по происхождению к славянской расе. Но это замечание само по себе несущественно. К тому же, есть соответствующие прецеденты: так оно было и с верой в особые пути Германии. Философский апофеоз германизма изобрел француз гр. Гобино; англичанин Чемберлен дал этому апофеозу бессмысленно-утрированную форму; чех (или получех) Трейчке обосновал его исторически; швед Арндт воспел германскую идею в стихах; датчанин Мольтке подтвердил ее высшим аргументом кулака.

И.И. Бунаков, пожалуй, не возрождает славянофильства; но местами он подходит к нему чрезвычайно близко. Первая его статья целиком посвящена доказательству того, что все выдающиеся русские мыслители верили в особенную стать России и в совершенно своеобразные и самостоятельные пути ее исторического развития. Сводка соответствующих цитат, приведенная И.И. Бунаковым, обширна и производит несомненное впечатление. Можно было бы, однако, сказать, что автор преувеличивает то значение, которое указанная вера имела в мышлении, а тем более в жизни некоторых из названных им людей. Думаю, например, что у Л.Н. Толстого вера в особые пути России занимала довольно скромное место. Кроме того, было бы не трудно показать, при помощи цитат из произведений известнейших писателей Франции, Германии, Англии, что и они в такой же точно мере «верили» в особые исторические пути своих народов. В основе всех этих «Gesta Dei per Francos» и «Gesta Dei per Germanos» лежит вполне естественное чувство любви к своему национальному началу (иногда соединяющееся с недостаточным знанием или достаточной нелюбовью к чужому). И доказательства, приводимые И.И. Бунаковым, не убеждают в том, что пути России можно противопоставлять путям Европы со значительно большим правом, чем пути Франции — путям Германии. Я склонен думать, что философия истории не очень считается с границами в Вержболове и Волочиске, как она не знает их в Эрбестале и Напеи. Да и границы эти, как известно, порою передвигаются шпагами Фошей и перьями Тардье.

Впрочем, И.И. Бунаков, в отличие от славянофилов, не просто противопоставляет Россию Западу. Для него, как для целой школы новейших историков, европейская цивилизация «только одна из многих, только временно поднявшаяся над другими. Из глубины веков, из туманной дали, как живые, встают другие цивилизации человечества». Россия таким образом противопоставляется не одному западноевропейскому миру (рассматриваемому, как единое целое), но и ряду цивилизаций Востока. При этом в статьях И.И. Бунакова проявляется несомненная тенденция сопоставлять цивилизации Западной Европы и Востока как приблизительно равноценные. С этим очень трудно согласиться. Я видел в Северной Америке деревушку, которая была центром «цивилизации», распространявшейся на очень большую территорию с очень большим населением. Видел я также некоторые столицы восточно-азиатских и северо-африканских стран и, признаюсь, мне очень трудно понять ту, выдуманную в профессорских кабинетах, теорию, которая с некоторого птичьего полета приравнивает эти «мировые центры» к Парижу и древним Афинам. Право, при оценке исторических цивилизаций не мешало бы установить какой-нибудь критерий, независимый от численности населения и от величины территории, подпавших под влияние данной цивилизации. Иначе мы всерьез придем к тому выводу, что современный Китай — первая страна на свете.

Все это замечания чисто теоретические и даже, пожалуй, побочные. Помимо их в общей постановке вопроса, намеченной автором, с ним спорить пока, в сущности, не приходится. Несомненно, что существует великая русская культура. Несомненно также, что Россия не Германия, не Франция, не Персия и не Китай. Несомненно, наконец, и то, что России не все нужно заимствовать из Франции или Германии — и (на мой, по крайней мере, взгляд) ничего не нужно заимствовать из Персии и Китая. Но в статьях И.И. Бунакова вызывают беспокойство идеи, которых он не договаривает. В конце концов он нам так-таки не сообщает, куда идут — особенно в настоящее время — пути России. А мы не можем не считаться с тем, что автор не только талантливый публицист и историк, но и политический деятель, намечающий в «Современных записках», вместе с Н.Д. Авксентьевым (в его «Patriotica»), новые пути, если не для России, то для партии социалистов-революционеров. И мы с некоторым испугом ждем, — что такое нам еще будет преподнесено? Неужели мы опять, как полвека тому назад, начнем перескакивать через разные «стадии»?

Ибо в области социально-политической вера в особые пути России почти всегда соприкасалась с явлениями чрезвычайно нежелательными и опасными. К чему она привела у славянофилов, достаточно известно*. С другой стороны, позволю себе утверждать, что в публицистических произведениях Достоевского, В. Соловьева и — да простит он мне — Д.С. Мережковского есть страницы, под которыми Ленин подписался бы обеими руками. И если кто-либо из большевистских ученых, напр. г. Воровский или г. Покровский, займется на досуге подбором соответствующих цитат, его статья произведет впечатление покрепче (хотя и в другом роде), нежели сводка И.И. Бунакова. В связи с этим невольно себя спрашиваешь, какая социально-политическая надстройка появится над философско-историческим базисом, закладываемым автором «Пути России».

Читатель-скептик скажет, пожалуй, что для действительных путей России новое настроение эсеров, и политических эмигрантов вообще, совершенно несущественно. Вряд ли это мнение будет верно. Сами большевики, кажется, его не разделяют. Есть некоторое основание верить политическому чутью Ленина. Между тем за последние полгода я не помню ни одной его речи, в которой председатель Совета Народных Комиссаров не уделил бы нескольких теплых слов русским «белогвардейцам» и в частности социалистам-революционерам. Со своей стороны, и большевистская печать в последнее время отдает очень много внимания русскому «Кобленцу». Так, на днях в «Новом пути» (большевики тоже намечают новые пути) появилась длиннейшая статья, устанавливающая четыре категории белогвардейцев. К первой относятся г.г. Бунин, Куприн, Мережковский, А. Толстой, Чириков, Гребенщиков, Сургучев, Тэффи и Гиппиус; ко второй г.г. Гессен, П. Рысс, А. Яблоновский и Пиленко. К третьей г.г. Милюков, А. Каминка, Виноградов, Ростовцев и Загорский; к четвертой г.г. Струве, Шестов, Бунаков и пишущий эти строки. В статье пространно доказывается, что все перечисленные лица крайне жалки, ничтожны и смешны, хотя за многими из них уважаемый автор снисходительно признает литературные таланты и ученость.

Эсеры представляют собой «группу наглых мертвецов, белящихся и румянящихся, улыбающихся беззубыми ртами, подмигивающих пустыми глазами» (в самом деле, ни дать ни взять — И.И. Бунаков и его партийные товарищи). Выходить по поводу всех этих любезностей из «словесно-логического камуфляжа объективации», разумеется, не следует. Заботливость, с которой господа большевики добивают «Кобленц», напротив, очень утешительна. Настоящих покойников так старательно не хоронят.

Таким образом, разные течения эмигрантской мысли, по-видимому, живо интересуют нынешних господ Москвы. Нам тем более надлежит быть внимательными — и осторожными — в вопросах идеологии, а в частности в вопросе о новых путях. На свете вообще мало нового; в области же социально-политической гоняться за новизной достаточно бесполезно.

---

*На сходство в воззрениях большевиков и славянофилов первый, если не ошибаюсь, указал в 1917 году П.Н. Милюков. Занимались этим вопросом также П.Я. Рысс и М.Л. Гошиллер. Касался его и я на страницах «Грядущей России».